Блокада Ленинграда. Дневники 1941-1944 годов

Вглядевшись, мы увидели, как снизу поднимаются плотные клубы желтого дыма. Как я узнала позднее, это была дымовая завеса. К нашему великому огорчению, на его фоне появились, росли и множились султаны белого и черного дыма. Сомневаться не приходилось – это были пожары, возникшие от бомбежки. С этого дня началось: воздушные налеты, разрушенные дома, убитые и раненые.

Враг плотно окружил нас кольцом блокады. Нормы начали снижаться, и сейчас мы получаем совсем немного. Но ведь чем меньше мы будем получать, тем дольше протянем. Будем надеяться на хороший конец.

Я и Клара устроились в госпиталь на общественных началах и продолжаем работать там сейчас. Школы начали работать 3 ноября. Мы с Кларой проучились только неделю. Невозможно совмещать занятия в школе с работой в госпитале. Бросить госпиталь – значит остаться без обеда, а это худо. На пустой желудок немного выучишь. Мы с Кларой решили работать, а после войны продолжить учиться. Так и живем сейчас. Утром дома, днем в госпитале. Далеко ходить опасно, город не только подвергается налетам, но и обстреливается из дальнобойных [Л. О.][31].

В цехе стоишь в громадной очереди за супом. Холодно, цех горел, крыша раскрыта, воет ветер.

Вчера весь вечер стояла [и] всю ночь в очереди в магазин, чтобы получить что-нибудь на карточки. Получила на конфеты ириски, а на масло ужасный, но вкусный жир. Побольше бы его.

В цехе раздают обед. Из столовой приносят баки и по карточкам раздают суп – одна вода, но горячий и пахнет супом.

В общежитии холодно, работаю много, на Голодай ходить далеко, кругом все воруют. Пришлось приютиться у Вали [Н. О-ва].

17 ноября 1941 года

Сегодня я зачислен студентом 1-го курса морского военно-политического училища. 21-го к 12 часам [я должен] прийти на Мойку, 59 в комнату 8, имея при себе зубной порошок и щетку, но я не возьму порошка, так как его у меня нет. Надо открепиться в райкоме и справить все свои личные дела.

11-го числа я узнал, что есть шансы поступить в училище, и пошел в райком ВЛКСМ вместе с товарищами Ш-мко и К-вым. Там мы заявили секретарю товарищу Б-ву о своем желании. Он записал год [рождения], образование, спросил, где мы находимся, и велел подождать. Всего собралось человек одиннадцать. Немного погодя он нас вызвал к себе в кабинет и снова составил список. Поговорили кое о чем. Одного не комсомольца сразу приняли в комсомол. Потом все пошли в райком ВКП (б) беседовать с представителем от училища. Там одного человека не приняли, так себе ни рыба ни мясо.

Вернулись в райком, у нас записали, кто кем был, какую несли общественную нагрузку, где работали. Потом на бюро разобрали наши дела и решили дать рекомендацию для зачисления кандидатами в училище. Сказали, чтобы 12-го пришли за ними, а потом, имея при себе рекомендацию от райкома комсомола, справку об образовании, три фотокарточки, характеристику и биографию, явиться на Мойку, 59, комната 8. Я сфотографировался в моментальной фотографии, но фотографии вышли плохие, пришлось отдать другие имевшиеся у меня ранее.

13-го числа мы явились в место назначения. В комнате за столом сидел человек в морской форме. Ему я отдал имеющиеся документы, кроме характеристики. Ее я не мог получить, но все обошлось и без характеристики, так как я был охарактеризован в рекомендации. Моряки люди хорошие. Обошлись с нами хорошо и велели прийти 14-го к половине девятого на медкомиссию.

В этот день, да и дни до этого, я очень волновался, что не примут. Дома ничего не говорил. Но вечером приехал папа и, придя сюда, узнал, где я. Пришлось дома все рассказать. Да, еще в первый раз, придя на Мойку, мы заполнили анкеты. Собравшись к половине девятого, мы стали ждать. Немного погодя пошли на комиссию в порт или на наб. Чернышевского, 69, точно не помню. Прошел семь или восемь врачей – комиссия признала годным. Придя с комиссии, мы ждали до четырех часов и сдали испытание по текущей политике. Теперь нужно было пройти мандатную комиссию 17-го в 10 часов.

Эти два дня я волновался еще больше. Боялся, что последняя вдруг забракует. Но опасения мои были напрасны. Меня приняли. Я очень рад. <…>

С 13-го числа [воздушные налеты] были очень ожесточенными, а особенно 13-го. Мы были на пожаре на улице Войнова дом 34. Я был ночью с трех до шести. Еще были на пожаре на улице Рылеева. Там засыпало несколько человек. Троих спасли, пробив стену. Под облаками все время поливали водой. Потом мы ушли, а работать остались пожарные и восстановительная бригада.

Когда шли на пожар, то по одной улице не могли пройти. Была бомба замедленного действия.

На другой улице тоже. И нам пришлось идти вкруговую. Бомб бросали очень много, и тревоги были очень часто. Почти весь район был засыпан бомбами. Дома представляли жалкое зрелище, так как в редких были стекла, а некоторые разрушены и повреждены осколками.

На улицах теперь полно [осколков] стекла. Теперь их собрали в кучи, их так много, как и снега. Выбило стекла в доме на улице Маяковского, где жил поэт с 1915 по 1918 год.