Одно окно не открываем, так как если открыть штору, то очень дует, а другое не может осветить. Воздух спертый. Вот только дней пять, как поставили печку, но дров дают по полену на день. Печка – буржуйка, и как только ее затопят, сразу наверх ставят греть воду, так как кипятка совсем нет. Но и печка стоит у двери из-за недостатка трубаков и очень дымит. Теперь дыму почти нет, так как почистили и немного изменили. Но воздух в комнате очень тяжелый. Свету теперь совсем не дают. И с шести вечера до десяти утра находимся в полной темноте. Все здание без свету, и ходим с лучиной. Вечером часа на два зажигаем лампу. Керосин наливала мама, но теперь у нас вышел весь керосин, а в магазинах нигде нет.
В комнате все время подавленное настроение. Все раздраженные, голодные, едва передвигают ноги. Голова кружится. Пройдешь две лестницы – и уже головокружение и слабость. Совсем исхудали и завшивели. Бани не работают. В столовой супу нет уже три дня. Если и бывает, то всем не хватает, а суп одна вода, только чуть подмешено муки. Вечером брали биточки из дуранды. Вырезали по 25 г крупы и 10 г масла, но была одна дуранда. Пища совсем не питательная, конфеты из кофейной гущи, масла не было, и мы выкупили сыру и брынзы, а вместо конфет – повидло.
На мясо взяли свинины и варили два раза. В эту декаду совсем ослабели. Уже трудно ходить и дышать, тесно в груди. Папину команду распустили, и он приезжал домой. Теперь вновь уехал узнать: может, совсем отпустят, а может, призовут в армию.
Мы подали заявление Попкову, что дальше так жить не можем, пусть эвакуируют или хоть что-нибудь предпримут, а то ведь уже не можем двигаться, но пока помощи нет. Если эта жизнь затянется еще, то придется помирать, больше нет сил. Вот сейчас сделал запись в дневнике – и уже головокружение [Б. К-в].
21 декабря 1941 года
Не записывал ничего несколько дней потому, что записывать, в сущности, было нечего. По-прежнему немцы стреляют по городу, особенно по Октябрьскому району. Вчера, после долгого перерыва, примерно в три часа, был воздушный налет. Бомбы сбрасывались где-то около Финляндского вокзала, и с таким гулом и треском, что у нас в комнате заходили кровати. Вчера же утром, это было воскресенье, вместо утреннего завтрака решил пойти в театр. Тоня на работе, я пошел один. Смотрел оперетту «Летучая мышь» в Музкомедии. Этот театр, как и все другие, не отапливается. Публика сидит в пальто и шапках. Холодина собачья! С трудом досмотрел, так как замерзли ноги.
Утренние спектакли начинаются в 11 часов 30 минут, а вечерние в 3 часа дня. Интересно, как попадают в театр те, кто работает до 6 часов? Однако, как ни странно, театр полон. Мне кажется, это те, кто с сытым брюхом, разные блатмейстеры по питанию и прочие. А, впрочем, кто их знает, я-то уж был голоден как волк.
Теперь нет ни жмыха, ни черта! Маленький комочек мокрого хлеба, водяной суп из хряпы из столовой и 3–4 кусочка конской колбасы, которая кончается, и все. Вчера, когда пришел к жене, поел немного сливочного масла, она получила, каким-то чудом 300 г за три декады. Неудобно ее объедать, сама еле ноги носит.
Трамваи не ходят по-прежнему. Толпы народа идут по панелям, прямо по дороге и трамвайным путям.
Все завалено снегом, а сегодня оттепель, и дороги от стены до стены заполнены жидкой грязью. Кинотеатры, кроме самых крупных, не работают, парикмахерские, за редким исключением, не работают, бани не работают совсем. Нет топлива и электричества. Можно обрасти волосами и обовшиветь, и ничего не поделаешь. Во всем городе электроэнергия подается, и то в темное время. В квартиры не подается совсем. Мучительнее всего острое чувство голода, которое не оставляет ни на минуту.
Жену отметили приказом по Управлению пожарной охраны и за хорошую работу наградили окладом жалования и объявили благодарность. Молодец! Зато она и работает как проклятая уже шесть месяцев, без выходных дней с 9 до 23 часов! [А. А.]
Полгода как идет величайшая в истории битва. <…> Голод и лишения начинают сказываться. Резко выросла смертность, особенно среди взрослого мужского населения. На заводе пришлось открыть морг. Умерших приходится хоронить за счет завода. Родственники уклоняются от похорон [А. К-й].
Шесть месяцев войны – и какие последствия! Последние пять дней не писал потому, что был очень слаб. Нет электричества, сидим впотьмах, какое кошмарное состояние, голодно, достать ничего нельзя. В столовой очередь. Дают пустой суп, вырезая 25 г крупы. Еле таскаю ноги, видимо, не выдержу, свалюсь, а если свалюсь, то поминай как звали. Дожить бы до 1 января, ходят усиленные слухи о прибавке в первый день нового года. А тут еще ежедневные обстрелы. Вчера что делалось – били, били, но остался жив. С фронта приходят хорошие вести <…> [Л-ч].
«Народный комиссариат вооружений
Завод № 357
22 дек 1941 № 22012
Начальнику торговой сети[40]
Смольный коми. №