Блокада Ленинграда. Дневники 1941-1944 годов

Прошу Вас рассмотреть этот вопрос и дать указания Госторготделу о предоставлении руководству дороги права для наиболее больных и слабо чувствующих себя руководящих работников в числе 25–30 человек в дополнение к получаемым ими продуктам на общих основаниях организовать обеды, на что в самом большем случае нужно 5 кг хлеба, 4–5 кг мяса, 1–2 кг жиров, 3–4 кг крупы или макарон, 2 кг сахара в день.

Если этого сделать невозможно, то прошу Ваших указаний о единовременной выдаче некоторой группе слабо чувствующих себя руководящих работников минимального количества продуктов из фондов дороги.

Все эти продукты, кроме мяса, имеются у нас на дороге в восстановительных поездах и пассажирской службе, которые мы по своей инициативе, учитывая острое положение с снабжением в городе, поставили на строжайший учет, воспретили расходовать и сообщили об этом секретарям горкома ВКП (б) т.т. Лазутину, Лысенко на предмет возможного обращения их в общий фонд снабжения трудящихся Ленинграда.

Начальник Политотдела Ленинградской железной дороги (А. Стукалов)»[43].

«24 декабря 1941 г.

Зам. председателю Ленгорисполкома т. Андреенко

Ввиду большой напряженной работы по созданию оборонной литературы г. Ленинграда и Ленинградского фронта, часть писателей, занятых на этой работе, требует максимальной физической поддержки. Мы в данный момент лишены возможности оказать эту помощь.

Просим Вас дать нашему активу, состоящему из 30 человек для поддержки сил, какие-либо ненормированные продукты.

Ответственный секретарь Лен. отд. Союза советских писателей Кетлинская»[44].

25 декабря 1941 года

Сегодня исторический день, принесший ленинградцам ни с чем не сравнимую радость человека, спасенного от смерти. Наконец-то надежды и ожидания воплотились в реальность. Власти нашли возможность увеличить норму продажи хлеба. С сегодняшнего дня рабочим причитается 350 г хлеба в день, остальным, т. е. служащим, иждивенцам и детям – 200 г. Какая радость, люди поздравляют друг друга, смеются и даже не верят в такую возможность.

Сколько бодрости и силы прибавилось во мне, даже есть расхотелось и голод не так ощутим. Да здравствует жизнь, какое счастье, я почти умирал, возможно, сейчас отойду.

Спасибо Красной армии за доблесть в боях, за нас, за хлеб и за нашу жизнь – это она своей кровью добилась увеличения нам хлеба. Говорят, прибавка еще не вся, к новому году прибавят еще, вот тогда будем жить на славу и поработаем и поедим. Как радостно чувствовать себя пережившим такое время и чувствовать, что идет улучшение. Когда я сказал Люсе, что прибавили, мне не поверили ни Люся, ни Зоя. <…>

Спасибо, спасибо Сталину и всему народу за единство и сплоченность вокруг одной цели нашей Советской власти, которая приведет народ к победе. От радости хочется плакать и смеяться, ведь это жизнь возвращается к нам. Лучше не думать, а то сойду с ума <…> [Л-ч].

Как обыкновенно встали. Мама ушла за хлебом. Папа, Леня и Валя лежат на постели. Я сижу за столом и пишу дневник. Внезапно раскрывается дверь с треском. В комнату вбегает тетя Надя и радостным, необыкновенным голосом кричит: «Слава тебе, Господи, хлеба прибавили!» Сразу все выпрыгивают из-под одеял: «Сколь, сколько!»

– Рабочим 350, иждивенцам 200 г, – говорит тетя Надя.

– У нас уже выкуплено на завтра.

– У нас тоже.

– И у нас!

Я тотчас говорю: «И у нас тоже». Но уже настроение другое, более веселое и разговор живее. Мама принесла хлеб, мы сразу же съели по 40–50 граммов с чаем. Я накрошил его в чай и съел несколько тарелок, постепенно подливая чай. Валя достал в столовой пять с половиной конфеток. Мы их разделили, но это был какой-то сплав. Пахло мылом, и на вкус они противные. Это был завтрак часов в десять, в одиннадцатом папа ходил за папиросами, но не достал. Не знаю, как мы будем отдавать взятые в долг две пачки, ведь папирос нигде нет, а если и бывают, то надо стоять в громадных очередях.