Возникла пауза, в течение которой Иван лихорадочно обдумывал предложение, чувствуя на себе пронизывающий взгляд полковника. Нет, ему не было страшно. Он переживал, что не справится, не хотел пропасть ни за что. Однако фраза о полной реабилитации бередила душу.
– Отказываешься? – прервал молчание Приматов.
– А что, будут другие предложения? – иронично усмехнулся Иван.
– Нет, – холодно отчеканил гэбист.
– Ну, значит, от добра добра не ищут, – решился Цыган. – Я согласен!
– Хорошо. Тогда завтра утром будешь отправлен на сборный пункт, где идет формирование батальона, а через неделю на передовую. Работать будешь не один. К тебе подойдет наш человек, он же будет руководить операцией.
– Слава богу, все же не один, – облегченно вздохнул Цыган. – А как я его узнаю?
– Человек тот спросит тебя: «Ты не из-под Пскова будешь?» А ты должен ответить: «Нет, я с этих мест», – проинструктировал Приматов.
– Он, наверное, из ваших будет? – поинтересовался Цыган.
– Да, кадровый офицер. Но в батальон прибудет как обычный рядовой, под своей легендой, – пояснил полковник.
– А после того как у немцев окажемся, что надо делать?
– Задача может меняться по ходу, инструкции получишь от напарника.
– Что ж, вроде все понятно, – подвел для себя черту в разговоре Иван.
– Просьбы какие будут? – встал со стула Приматов.
– Какие есть, вы не выполните, – посетовал Зарецкий, который понимал, что даже заикаться о свидании с Анастасией бессмысленно.
– Ну, тогда удачи тебе, боец, – протянул руку полковник.
– Боец? – подивился Цыган такому обращению крупного начальника, застенчиво принимая рукопожатие.
– Да, Иван, теперь ты примешь присягу и будешь рядовой Зарецкий. – Гэбист внимательно посмотрел на вора: – У тебя есть какие-то сомнения?
– Нет, – смутился Иван. – Просто «Ванька Цыган» звучало куда лучше, чем «рядовой Зарецкий».
– Раз шутишь, значит, все в порядке, – улыбнулся Приматов.
…За решеткой камеры уже стемнело. Зарецкий чувствовал себя очень странно: с одной стороны, он был счастлив, что у него появился шанс на полную реабилитацию, а значит, на встречу с Настей, и не только на встречу, но с другой стороны, ему было непривычно оказаться подчиненным у тех, против кого он столько времени был в оппозиции. Заснул Иван только под утро. Показалось, что только успел закрыть глаза, как послышался лязг засова и голос конвоира известил:
– С вещами на выход!
В сборочной камере уже сидело с десяток таких же, как и он, «исправленцев». Разговоры шли о фронте, о надежде на легкое ранение, о возвращении домой. Когда привели новенького, один из блатных узнал Цыгана и позвал расположиться рядом. Парень, которого сам Цыган, как ни силился, так и не смог вспомнить, без умолку говорил, что им надо держаться вместе, а остальное мелкое жулье надо взять в оборот, не дав опомниться. Ванька нехотя кивал, хотя мысли его были сосредоточены на вчерашнем разговоре с полковником Приматовым.
Камера продолжала пополняться, и через полчаса в ней было уже человек пятьдесят. Пришлось встать. Среди последних запущенных в камеру Цыган, к своему удивлению, увидел бывших сокамерников – Мазута и Дрына. Воры остолбенели, никак не ожидая увидеть здесь Цыгана. Когда удивление спало, Мазут протиснулся к нему сквозь стену тел.
– Здорово, Цыган. – Лицо Мазута выражало полное дружелюбие. – Никак и ты побыстрей откинуться решил?
– А то! – поддержал его приветливый тон Иван.
– Жалко, Деда с нами нет, – ухмыльнулся Мазут, наблюдая за реакцией собеседника. – Представляю себе его с винторезом наперевес, бегущего на немцев…
– Правду говоришь, – кивнул Иван, – у нас бы с ним было о чем поговорить дорогой.
– Рупь за сто даю, первые потери в нашем геройском батальоне начались бы с вашего разговора, – съехидничал Мазут.
– Слушай, Мазут, думаю, тебе, как и мне, в нынешнем положении не нужно ворошить старое. Нам, блатным, по-любому вместе надо держаться, – предложил замириться Зарецкий.
– Слышь, Дрын, Ванька корешиться предлагает! – кинул через плечо Мазут.
– Ну, если авторитетом напирать не будет, можно пока и примириться, – кивнул хмурый Дрын.
– Значит, будет так, – совершенно преобразившись, резюмировал Мазут. – Мы друг другу баки вколачивать и потасухи устраивать не будем. А когда на воле пересечемся, там другой базар.
– Идет, – подтвердил Иван, которому было сейчас это только на руку.
Вскоре всех зеков отконвоировали к выходу из Крестов. В тюремном дворике их рассадили на два грузовика и повезли в неизвестном направлении. Однако через некоторое время раскаты артиллерийской канонады стали слышны все более отчетливо, что подтверждало их отправку к линии фронта.
Семен Иванович Брюжалов сдержал слово, и на следующий день в квартире Христофорова появился его посланец – седовласый человек, который представился Григорием Ивановичем. Он был среднего роста, худ, говорил хорошо поставленным голосом, правда, резковатым, словно обладал нетерпеливым характером.
– Вот ваши документы и эвакуационные предписания, – выложил мужчина долгожданные бумаги.