– Ой, человека убивают! – простуженно просипела перевозчица.
– Чего стоите, фраера? – прикрикнул на ребят Муха, и Валерка со Славкой, словно очнувшись от гипноза, выхватили из-за пазухи мешки, стали собирать в него рассыпанный хлеб.
– Грабят! – закричали женщины.
Перевозчицы, опомнившись, бросились на ребят, пытаясь то ли отобрать хлеб, то ли задержать несовершеннолетних преступников.
– Пошла вон, зараза, порежу! – закричал Валерка, угрожающе запуская руку в карман.
Вторая перевозчица вцепилась в буханку, которую Вячеслав собрался засунуть в мешок. Так они и тянули ее каждый на себя.
– Не надо, сынок, тебя же расстреляют, – хриплым голосом уговаривала она Славку, – перетерпи, не трогай хлебушек.
Буханка разломилась, и женщина со своей половиной потеряла равновесие и рухнула на снег.
– Да на, подавись! – Славка, плохо понимая происходящее, но разозлившись на тетку, которая разорвала хлеб, кинул в нее оставшейся половинкой.
Как-то незаметно к месту событий стали собираться блокадники.
– Граждане, помогите, задержите шпану! – призывали перевозчицы.
– У них ножи, одного уж порезали, – указал кто-то на пострадавшего.
Вячеслав продолжал набивать мешок, но, почувствовав опасность, незаметно огляделся. Народу собралось уже человек пятнадцать. В основном старики, женщины и малолетние дети.
– А, где наша не пропадала… – услышал Петраков-младший голос дяди Коли. А тот прошел сквозь кольцо людей и, подняв с земли буханку, отщипнул от нее, засунул кусок в рот и стал аппетитно жевать.
Толпа моментально впилась взглядами в его жующий рот. По ней прошло волнение.
– Я же не краду! Вот талон оставлю… – Милиционер достал из кошелька заранее вырезанные талоны на хлеб, затем, послюнявив, прилепил их на внешнюю сторону лотка. – За две недели неотоваренные и возьму.
Когда он сунул в свой вещмешок две буханки, его поступок послужил сигналом к действию, и толпа, словно обезумев, стала вырывать из хлебных карточек неиспользованные талоны, наклеивать их на лоток и набирать себе хлеб. Причем явно брали хлеба намного больше, чем оставляли талонов. Перевозчица, все пытавшаяся соединить две половинки буханки в одно целое, не выдержав такого зрелища, стала поочередно вгрызаться в каждую из них, обильно поливая солеными слезами, которые неудержимо катились по ее щекам. Мужчина, попытавшийся остановить Муху, подхваченный общим настроением и чувством смертельного голода, так же не выдержав, вонзил свои зубы в буханку замерзшего хлеба и попытался откусить от нее большой кусок. Замерзшая буханка не поддавалась, и, захлебываясь от слюны, мужчина рванул хлебом словно гвоздодером, оставляя в заиндевевшей буханке свои последние зубы. Начатое подростками дело завершала толпа. Вскоре люди перестали пытаться придать своим поступкам видимость законности, брали хлеб без талонов.
В квартале от сутолоки раздался милицейский свисток, и часть толпы, как стая птиц, бросилась врассыпную. Правда, другую, похоже, ничто на свете, даже авианалет и бомбежка, не заставило бы сейчас уйти с этого места. Она пребывала как бы в другом пространственном измерении, где чувства опасности просто не существовало.
– Уходим! – скомандовал дядя Коля, и его группа прошмыгнула в проходные дворы.
Наконец наступил день, когда взвод Ивана Зарецкого стал готовиться в караул. Взводный, молодой, необстрелянный младший лейтенант, впервые шедший на выполнение боевого задания, был сильно возбужден. После получения от комбата приказа он собрал подчиненный ему личный состав и выступил с пламенной комсомольской речью. Цыган в это время успел перешепнуться с Мазутом, подтвердив, что переход к немцам они осуществят сегодня. Затем командир взвода созвал командиров отделений, среди которых был недавно назначенный на эту должность Мышкин.
– Пять постов по два человека в три смены, – определил младший лейтенант Скворцов порядок несения караульной службы своим сержантам.
– Одна смена отдыхает в караулке, другая бодрствует? – уточнил кто-то.
– Верно, – подтвердил офицер. – Два командира отделений разводящие, один – мой помощник. – Он оглядел всех и остановил взгляд на Сергее Мышкине: – Будешь моим помощником.
Однако назначение на эту должность обязывало весь караул пробыть в караульном помещении, и Мышкин срочно отреагировал:
– Разрешите обратиться!
– Что?
– Прошу назначить меня разводящим, – попросил старший лейтенант.
– Это еще почему? – поморщился недавний десятиклассник, недовольный тем, что его решение не понравилось подчиненному.
– Я разжалован и осужден за дезертирство, хотя на самом деле просто отлучился из роты на свидание с невестой, – начал на ходу придумывать Мышкин, пытаясь исправить ситуацию. – А рота была поднята в атаку и почти вся полегла под немецкими минометами. Меня сочли трусом. Теперь я хочу доказать обратное, поэтому прошу назначить меня разводящим. Отсиживаться в караульном помещении я не хочу.