Блокада. Запах смерти

Соединившись, две группы перебежчиков определили нужное направление, перекурили перед дорожкой и тронулись в путь. Идти в сторону вражеского берега было очень трудно, поскольку приходилось преодолевать снежную целину, проваливаясь по колено. Через километр Мазут решил остановиться и передохнуть.

– Нас скоро хватятся, а идти до немецкого берега еще километров пять, – стал возражать против остановки Мышкин.

– Опять ты, фраерок, голос поднимаешь? – Дрын скинул с плеча карабин и недвусмысленным движением направил его в грудь старшего лейтенанта. – Еще раз поперек вору скажешь, завалю прямо здесь.

– Убери ствол, – отвел дуло нацеленного на Мышкина карабина Цыган. – Фраер правильные вещи говорит, поторапливаться нам надо.

Дрын бросил взгляд на Мазута в ожидании каких-либо приказаний, но вор только скинул свой карабин и, подойдя к Николке, накинул ему на плечо, бросив:

– Тащи мой винтарь, отрабатывай свое место.

– Может, и мне карабин на этого деревенщину повесить? – гоготнул Дрын.

– Давай. – Николка готов был помочь и ему.

– Ну уж нет! – Дрын подозрительно посмотрел на Мышкина и Цыгана, не желая оставаться рядом с ними безоружным.

Группа двинулась дальше. Снег стал еще глубже. Местами попадая в заносы, перебежчики проваливались по пояс. Зарецкий, видя, как устал под тяжелой ношей Николка, снял с его плеча карабин Мазута и бросил на землю. Со стороны оставленного поста взлетела осветительная ракета.

– Нас спохватились, – догадался Мышкин.

– Щас на хвост сядут, – зло усмехнулся Мазут, вглядываясь вперед, словно пытаясь определить в темноте оставшееся расстояние.

– Надо знак фрицам подать, – решил Мышкин, кивая Зарецкому на ракетницу.

– Нас же заметят, – испугался Дрын, кивнув на оставленные позиции.

Неожиданно луч света прожектора рассек темноту и скользнул по перебежчикам.

– Ложись! – автоматически скомандовал Мышкин.

– Чего ложиться, если это с немецкого берега? – обрадовался Дрын, выхватывая у Зарецкого ракетницу. – Щас сигнал дадим.

Он вскинул руку, и в небо взвилась ракета. Тут же фигуры перебежчиков нащупал луч немецкого прожектора.

– Не стреляйте! – бросил карабин и поднял руки Дрын. Однако автоматная очередь, пущенная поверху, заставила его упасть на снег.

Группа Мышкина залегла. Свет прожектора продолжал освещать беззащитные фигуры. Автоматические очереди прошивали воздух над ними, словно убеждая, что лучше не подниматься.

– Сейчас нас возьмут, – догадался Мышкин, подбадривая остальных. – Специально высоко стреляют, чтобы не вставали. Они же не знают, кто мы. Может, мы разведка.

Выстрелы стали раздаваться все ближе и вскоре прекратились.

– Встать! – неожиданно раздалась команда на русском языке, и Цыган почувствовал удар в бок.

«Почему по-русски?» – подумал Зарецкий и стал подниматься.

Перед ними, окружив плотным кольцом, стояли немецкие солдаты.

– Мы к вам по доброй воле, – как только увидел их, подал голос перепуганный Дрын. – Мы перебежчики.

– Разберемся! – опять по-русски произнес пожилой немец с нашивками капрала и отдал приказание следовать вперед, а сам что-то сказал своим подчиненным на незнакомом языке.

«Все понятно, эстонский батальон», – догадался Мышкин, который был до войны в командировке в Эстонии и узнал язык.

Перебежчиков привели в деревню, где располагался штаб подразделения, и посадили в сарай, выставив вооруженную охрану. Минут через десять снаружи раздалась немецкая речь, дверь открылась, и в лицо пленным ударил свет фонаря. Внимательно осмотрев русских, немец ушел. В сарае было холодно, как на улице, поэтому, чтобы не замерзнуть, приходилось двигаться.

– Может, костер разведем? – не выдержал долгой борьбы с морозом Мазут.

– А что, спички есть? – удивился Мышкин, помня, как тщательно их обыскали, перед тем как запереть в сарае.

– Много чего есть, – самодовольно произнес вор. – Ну так что?

– Конечно, надо согреться, – подал голос Дрын.

– Нельзя, сарай запалим, – высказался Мышкин.

– Холодно, – неопределенно произнес Николка.

– Могут избить, – предположил Цыган.

– А мы аккуратно, – настаивал Мазут. – Вот и ведро есть.

Остальные не нашли в себе сил оспаривать и дальше предложение Мазута. Взяли старое ведро, пробили в нем о торчавший в стене сарая гвоздь несколько дырок для тяги, поставили на два валуна и, накидав щепок, картона и мелких досок, разожгли костер. Чтобы дым не разъедал глаза, ведро поставили под небольшой щелью в потолке сарая, а сами стали в круг. Через час в сарае заметно потеплело. Однако дым из его крыши вскоре заметила охрана, и спасительное ведро было выброшено на улицу. Самим же пленным сильно перепало от эстонских нацистов. На экзекуцию пришел заспанный немец, но его лицо выражало лишь разочарование тем, что его разбудили по столь ничтожному поводу. Однако он остановил избиение перебежчиков и перед уходом что-то сказал по-немецки. Эстонский капрал перевел.

– Господин лейтенант говорит, что пока ваша дальнейшая судьба не решена, вам следует вести себя как обычным военнопленным и не рассчитывать на снисхождение за добровольный переход. Ведь среди вас могут быть красные шпионы.