На другой день профессор Ивановский самолично пришел в сыскную полицию и сообщил Соколову результаты экспертизы.
— Можно не сомневаться, — поблескивал профессор стеклышками золотого пенсне, — что обе женщины скончались от введения в их организм большого количества мышьяка. Сестры Пучевич были молодыми здоровыми особами. Симптомы, наблюдавшиеся во время их болезни, представляют полную картину отравления. Яд был дан им в большой дозе, о чем свидетельствует и отличное состояние их сердец, не подвергшихся гниению. — Профессор откашлялся, попил зельтерской воды, любезно предложенной Соколовым, и продолжал: — Нет нужды напоминать вам, что мышьяк — противогнилостное средство. Обычно при отравлении мышьяк выводится из организма во время рвоты. Присутствие у Екатерины в теле мышьяка в количестве 0,580 грамма можно уверенно считать смертельным.
Профессор выразительно поднял палец:
— Что касается Эмилии, то у нее обнаружена прямо-таки лошадиная доза мышьяка — 0,981 грамма! Это удивительно потому, что больная боролась со смертью десять дней. Да-с, удивительно, ибо такое количество мышьяка убивает гораздо быстрее. Более того, за два дня до смерти у нее наступило значительное улучшение…
— И тогда бедной женщине дали еще одну, на этот раз смертельную порцию мышьяка, — завершил докторскую речь Соколов. — Вот откуда взялась «лошадиная доза», ибо первая доза вовсе не была «лошадиной».
— Именно так-с! — Профессору сия мысль, теперь казавшаяся простой, прежде в голову не пришла.
…Соколов быстро выяснил, что врачи, пользовавшие Эмилию, терялись в догадках по поводу симптомов заболевания: постоянная жажда, острейшие рези в желудке, судороги икроножных мышц, сильнейшая рвота — такое состояние свойственно всем видам желудочно-кишечных заболеваний. Введенный в организм мышьяк при жизни диагностировать практически невозможно. После трагического исхода муж Эмилии — Оскар просил докторов трупы не вскрывать, ссылаясь на религиозные убеждения.
Музыкальная история
Седенький профессор раскланялся, направился к дверям, но едва не был сбит с ног влетевшими в кабинет Жеребцовым и филером Гусаковым.
Жеребцов азартно закричал:
— Из Москвы получена депеша. Евдокия Петровна Павлова, православная, 1876 года рождения, проживала в старой столице с 1893 года. Служила посудомойкой в столовой Лазаревского института восточных языков. В 1895 году была уволена одновременно с поваром и уборщицей той же столовой без выходного пособия. Причина — массовое отравление студентов, обошедшееся, впрочем, без летальных исходов. Дело расследовала полиция, но конкретных виновников не нашли.
— Какие сведения удалось раздобыть здесь, в Петербурге?
— Евдокия после увольнения в Москве устроиться не сумела, перебралась сюда. Бедствовала. Эмилия Пучевич подобрала ее чуть ли не на улице — голодную и замерзавшую. Выдумала ей службу — учить на фортепьяно дочь Маргариту. Сама Евдокия освоила это дело еще будучи гимназисткой в Костроме. Учила плохо. Сестра Эмилии — Екатерина — предлагала отказать девице от места. И вообще, между Евдокией и Екатериной были натянутые отношения. Более того, Оскар Пучевич склонил Евдокию к сожительству. Эмилия об этом узнала, устроила скандал…
— Не Евдокии — ее она считала существом зависимым, а мужу, — вставил слово Гусаков. — Я только что встречался с нашими штатными агентами — дворником Пучевичей Максимовым и акушеркой Марией Мержвинской. Последняя уже семь лет знакома с семьей Пучевич, с той поры, как удачно приняла роды дочери Эмилии и Оскара Маргариты.
— Добавь, что и сама Мержвинская когда-то была любовницей Оскара, — улыбнулся Соколов. — Но последние годы он охладел к ней, а Эмилия испытывала к Мержвинской добрые чувства, поселила даже в своем доме. Мержвинская, как и Екатерина, советовала хозяйке прогнать эту девицу.
— Картина ясная, отравительница — Евдокия! — заключил Жеребцов. — Особенно если мы вспомним, что одновременно с болезнью покойной Екатерины болела желудком и Мержвинская, но сумела выздороветь. И всю эту обстановку создали два фактора: блудливость Оскара и безмерная доброта Эмилии.
Соколов скептически усмехнулся, а Вощинин, с интересом слушавший коллег, приказал:
— Сегодня же произвести обыск у Евдокии. Не забудьте про посудный шкаф, упомянутый в анонимном письме.
Тайник
Было около одиннадцати вечера, когда сыщики на двух пролетках подкатили к дому на Кирочной.
— Жеребцов, встань под окно Евдокии. Если захочет спрыгнуть со второго этажа, примешь девицу в свои нежные объятия, — приказал Соколов.
Дворник Максимов постучал в дверь:
— Эй, Евдокия, открой! Тебе с почты телеграмму принесли…
За дверями послышался голос:
— Подождите, дядя Максимов, сейчас свечу зажгу!
Дверь приоткрылась. Девица, одетая лишь в ночную рубаху, увидав полицейских, вскрикнула и моментально захлопнула двери, щелкнув задвижкой.
— Павлова, не дурите! — металлическим голосом сказал Соколов.
За дверями послышался торопливый стук пяток, потом — скрип открываемого окна. Соколов налег плечом на дверь, и она грохнулась вовнутрь.