Блудные дети

– А в ту самую комнатку. Что напротив дискотеки... Хи-хи-хи... Здесь, друзья мои, царит любовь. Здесь все так. Здесь главное – обоюдное согласие... Гедонизм! Наслаждаемся и веселимся!.. А Лизавета-то беременная на втором месяце... А этот... «чисто конкретный мачо»... да она его два раза в жизни видела! Ничего-о! Пустяки-и!.. Главное, запомните: здесь наслаждаются и веселятся! Здесь все так делают и этим повязаны! Потому что здесь нельзя выделяться. Они только говорят, что каждый делает, что хочет. Вздор! Все делают одно и то же, только в разное время. А захочешь быть другим – они тебя не потерпят. Зачем ты им нужен – глаза мозолить? Здесь надо быть как все, иначе нечего делать. Но не бойтесь, это приятно. Здесь всё приятно. Вы пришли к нам, так научитесь от нас! Научитесь жить просто, как античные язычники. Такая жизнь – благо, и жить ею легко. Научитесь делать друг другу приятно! Научитесь наслаждаться и веселиться! Здесь лозунг: угаси разжжение восстания телесного!..

И он расхохотался таким отвратительным хохотом, что мне сделалось жутко. Никто в комнате, однако, даже не обернулся в нашу сторону. Все по-прежнему были заняты своими делами.

***

Я намеренно опускаю подробности последовавших затем событий. Прежде всего, потому, что эти события не имели решающего влияния на мою судьбу. Всё, что происходило, было самой настоящей дрянью и рутиной. Самое же любопытное заключалось в том, что я отлично понимал это. Но признавать окончательно не хотел. И заставлял себя думать, будто здесь-то и есть самая настоящая жизнь, и что так живут «во всём цивилизованном мире». Более того, я вошёл в противоречие со своей же теорией, я сам стал человеком скотоподобным, и мне нравилось быть им. Но я убедил себя, что теория сама по себе, а жизнь сама по себе. К тому же до сих пор никто не требовал от меня проявлять чудеса законопослушания, а стало быть, и противоречий особенных нет. И если я и бываю здесь, так на то моё хотение и добрая воля. Другими словами, я делаю то, что хочу, а это и есть первый принцип моей теории.

Большие компании привлекательны, прежде всего, тем, что щедро одаривают чувством общности, единения, братства. Тем, что позволяют говорить «мы». А наша компания, производившая впечатление людей дружных, весёлых, доброжелательных, не просто собиралась вместе. Мы играли в одну и ту же игру: мы все вместе и изо всех сил изображали из себя детей обновлённой России, забывшей своё гадкое имперское прошлое и стучащейся теперь у ворот богатого общеевропейского дома. Каждый из нас свято верил, что новое понимание жизни, пришедшее к нам с Запада, есть единственно правильное понимание, хотя бы потому, что там умеют жить. Что можем предложить миру мы, нищие и подтравленные коммунизмом? А там цивилизация, достигшая своего апогея, там уважение к личности, там комфорт. И если мы тут чего-то не понимаем, виноваты мы сами и наша неразвитость.

Нас объединяла одна идея. Но в то же самое время здесь каждый был сам по себе. Здесь никто ничего не требовал, никто не осуждал другого за слабости. Но не потому, что не хотел замечать «сучец иже во оце брата». Здесь любое, самое невероятное своеволие, любой, самый дикий каприз называли особенностью. Здесь собирались сытые, довольные собой люди и равнодушно рассуждали, равнодушно общались и любили тоже равнодушно. Здесь всё было ненастоящим, вывернутым наизнанку. Любовью здесь называли мимолётную симпатию. Здесь секс был нормальной, обыкновенной формой общения. Дружбой здесь называли обязанность выслушивать бессмысленные интимные откровения. Красотой – типовую, стандартную ухоженность. Талантом – умение выгодно преподнести и продать себя. Но Вилен оказался прав: жить так было легко и приятно.

Сильных, ярких чувств я ни у кого здесь не видел. Здесь все развратничали, но никто не неистовствовал – я не встретил ни одного Калигулы. Здесь все исповедовали какие-то убеждения, но никто не пошёл бы за них на костёр. Здесь всё было ярко снаружи, но пусто и серо внутри.

И мы с Максом как-то сразу приспособились к этой новой жизни. Правда, мы не научились пока равнодушествовать. И, например, каждую новую связь мы обсуждали потом долго и с восторгом, искренне принимая за очередную победу и радуясь радостью молодых здоровых самцов. Я полюбил секс так же, как любил когда-то мороженое или карусели. И когда наступало конечное состояние, во мне точно освобождался какой-то источник энергии. Меня переполнял задор, ощущение какой-то безграничной свободы, жажда славы, поклонения, обожания. Я успевал помечтать, как когда-нибудь буду сорить деньгами, повелевать людьми. В голове у меня стучал «Канкан», мне хотелось, чтобы каждую минуту жизни было весело, весело, весело!.. Потом всё проходило, забывалось и делалось скучно. И я возвращался к своим новым друзьям – сытым, ленивым, самодовольным и равнодушным...