Блудные дети

Ещё памятно то время, когда значительное большинство соотечественников не имело ни малейшего понятия ни о каких таких «гринкартах». Но потом вдруг в одночасье все узнали, что «гринкарта» – это пропуск в иной мир. Иной мир это не то же самое, что мир иной. Иной мир находится там, где за работу много и вовремя платят, где изобилие товаров превосходного качества. Где чисто на улицах и в подъездах, где свобода в порядке, и порядок в свободе. Где поклоняются закону и полагают закон краеугольным камнем жизнеустроения. Где жить престижно и где жизнь сама по себе становится избранничеством. А потому и доступ к ней ограничен. И вдруг Майка вот так прямо в буфете объявляет, что взяла и выиграла право переселиться в этот самый иной мир. Ничего удивительного, что на Макса это известие произвело впечатление прямо-таки разрушительное.

– То есть как это «выиграла»? – прошипел он.

Майка объяснила, что участвовала в какой-то лотерее. А когда Макс спросил, почему нам ничего не известно о таких лотереях, где выигрывают билетики в западные палестины, Майка только плечом повела. И тут неожиданно для всех, громко и театрально, с дрожью в голосе Макс произнёс:

– А-а-а!.. Нам наскучили нивы бесплодные?

Ребята за соседними столиками поутихли и один за другим повернулись в нашу сторону. Майка вытаращила глаза на Макса.

– Чужды нам страсти и чужды страдания? – прогрохотал Макс.

Майка испуганно оглянулась и съёжилась как заяц в кольце собак.

– Вечно холодные, вечно свободные, – не унимался Макс.

– Ты что, взбесился? – шепнул я.

– Нет у вас Р-родины... Нет вам изгн-нания!

Кто-то зааплодировал, кто-то засмеялся, кто-то похлопал Макса по плечу, а кто-то сострил, что Макс, должно быть, объелся чего-нибудь в буфете. Майка молча поднялась со стула и скорым шагом удалилась.

С тех самых пор дружба наша, увы, совсем разладилась. Майка перестала замечать нас. А Макс, из зависти ли, а может, усмотрев для себя что-то несправедливое в Майкином благополучии, возненавидел её самой лютой ненавистью...

Виктория вскоре определилась работать в компанию пейджинговой связи, где обещались неплохо платить. А в начале октября Алиса пригласила возобновить четверги.

Всё, казалось, шло своим чередом.

***

В первый же четверг, что мы вернулись в Гончарную улицу, Вилен подвёл к нам того странного человека с жуками в кулачках. Он нимало не изменился. Всё тот же панцирь над лысиной, всё те же пышные малиновые губы, всё тот же зад a la belle femme.

Мы с Максом, развалясь, сидели на диване в библиотеке и слушали, как один из гостей, какой-то новичок, наигрывал на рояле что-то утомительное, отупляющее – джазовое. Макс, полулёжа, со скучающим видом тянул через соломинку разноцветный слоёный коктейль. А я обсасывал едкий, имитирующий вкус малины, леденец на пластмассовой палочке и всё думал, что синие обои и белая мебель, вот как здесь, в библиотеке, очень подходят друг другу и что это неплохо придумано...

Он подошёл к нам, улыбнулся как старым знакомым, но руки не протянул. Удержали и мы свои.

– Вот, – суетился Вилен, – вот... Вы уже знакомы... Вот место... Подвиньтесь, друзья мои! Вот так... Вот так... Вот и прекрасно! Вот и поговорите... Вам ведь есть о чём поговорить?..

Он погрозил Максу пальцем:

– Благодарить меня будешь! Не расплатишься!..

И выскользнул из комнаты.

Вилен солгал: мы не были знакомы; ни тогда, ни сейчас он не представил нас друг другу.

А знакомый незнакомец уселся на краешек дивана и лукавыми, вострыми глазками принялся изучать нас. Макс тоже уставился на него. «Кто ты такой? – говорил его взгляд. – И что ты можешь дать мне такого особенного?» Так прошла, наверное, целая минута. Наконец, точно высмотрев всё, что ему было нужно, визитёр отвёл глаза, соскользнул в диванную хлябь и сказал:

– Н-да...

Это «н-да» мне совершенно не понравилось, и я затаился. Макс тоже смолчал.

– Неплохая музыка, – заметил наш новый приятель, взмахнул своим кулачком и кивнул в сторону рояля.

Мы молчали.

Ему быстро надоело нянчиться с нами, искать подходы и, решив, очевидно, оставить все околичности и церемонии, он вдруг обратился к Максу:

– Вы не переменили своих намерений?

Мы переглянулись.

– Каких ещё намерений? – грубо переспросил Макс.

– Ну как же... Если я правильно понял... ещё весной... Вы хотели вступить в ложу?

Мы опять переглянулись.

– В ложу? – с тревогой переспросил Макс. – Какую ложу?

– Ну как же... В тайную ложу... Разве не вы хотели вступить в тайную ложу?

Мы снова переглянулись. Потом, не сводя глаз с загадочного визитёра, Макс изогнулся, поставил на пол свой недопитый коктейль, выпрямил спину, проглотил слюну, облизался и вкрадчиво сказал:

– Это мы...

Дядька чуть заметно усмехнулся.

– За вас ходатайствовали... – сказал он. – Вы можете быть приняты завтра же... Если, конечно, вы согласны...

– Завтра?! – прошипел Макс. – Конечно, согласны!

– Вот конверт, – и он протянул нам длинный глянцевый конверт из хорошей, плотной бумаги. – Здесь всё написано. Вы выполните всё, что здесь написано, и будете приняты завтра же...

Даже и теперь он не разомкнул кулачков, точно боялся выпустить наружу своих жуков.