«Блудный сын» и другие пьесы

Т е щ а. Да, ты всегда брался за то, что окупалось. Причем окупалось очень быстро. Отошли роскошные спальни, ты стал мастерить стандартные наборы, стенки, деревянную галантерею, гарнитуры. Всегда находились какие-то прорехи, и ты их затыкал. Без умного ремесленника экономика не может идти вперед. Потом вот перешел на пластик.

З а л о к а р. Сейчас я накопил больше, чем мне нужно. Ни себя не обидел, ни других. Что бы там ни говорили, а я многих соседей из дерьма вытащил. Вот, у Перца и у Лукара теперь свой автосервис. А с чего они начали? Брали у меня в кредит. Дела у них идут — лучше не надо. Им прибыль — и мне прибыль. А Кланьшеков кирпичный завод?! Знаете, сколько можно заработать на кирпиче, когда кругом все строят? На одних только фундаментах…

Т е щ а. Не знаю. Это ты у нас все знаешь… А когда он приедет?.. Когда приедет братец? И где будет ночевать?

З а л о к а р. Завтра приедет. Ночевать будет в новом доме. Я велел приготовить комнату.

Т е щ а. Но ведь он родился в этом доме.

З а л о к а р. Я тоже.

Пауза. Откуда-то справа доносится мужской голос, напевающий песенку, женский смех и визг.

Вот и наш бездельник. Пожаловал наконец.

Т е щ а. Ну, сейчас начнется!

Справа появляется  Я н е. Вид у него придурковатый: лет ему немало, а одет, как мальчишка, в джинсы и тому подобное. Потный, взъерошенный, в той стадии опьянения, когда у человека за спиной вырастают крылья, а все вокруг излучает свет. За ним бегут  д е в у ш к и — те самые, что вносили цветы в новый дом, — и хохочут над его шутками.

Я н е (приподнимается на носки, рычит). Р-р! Вороны чертовы! Доберусь до вас, когда очередь дойдет! А ну, за работу, готовьте новоселье, даром, что ли, мы вас наняли, чтоб вам пусто было! Марш!

Девушки со смехом убегают.

(Поворачивается к Теще и Залокару, театрально разводит руки, со вздохом.) Что поделаешь, дождь! Хотя, в общем, все в порядке.

З а л о к а р. Ничего себе в порядке! Три дня шатаешься неизвестно где!

Я н е. О мадонна! Неужели три дня? Дождик…

З а л о к а р. Да уж солнышко светит! Позавчера и вправду шел дождь. Когда ты задурил.

Я н е.

Ветер воет, дождь идет…
А меня все бранят,
Мне гулять не велят…

З а л о к а р. Такого дурня, как ты, на двадцати километров в округе не сыщешь.

Я н е (Теще, театрально заламывая руки и всхлипывая). Ба-бу-шка! Ну не разрешай ему так со мной обращаться!

Т е щ а (забавляясь). Вот болван! Никакая я тебе не бабушка. Ты — залокаровское отродье!

Я н е. Я — сирота! Никто меня не любит. Мое сердце разбито. А нашего хозяина пронзил лазерный луч прошлого. (Декламирует.)

Ах, бедный учитель все причитал:
Кто бы тоску мою разогнал?

Т е щ а. Тоску вином разгоняют, дурачок!

Я н е. Нет, бабушка! Потом еще хуже становится!

Т е щ а. Мя-ау! А вдруг наш котенок завтра тигром станет!

Я н е.

Я устал, и ноги не идут.
Я хочу забыться и заснуть.

З а л о к а р. Довольно дурака валять! Убирайся спать.

Я н е (Теще). Смотри-ка, а ведь мы с тобой теперь одни-одинешеньки в этом дивном старом доме. Можем отдыхать. Спать.

Теща подходит к стене, к которой прислонены несколько застекленных фотографий, повернутых к зрителю оборотной стороной. Переворачивает одну из них. Это портрет женщины лет тридцати.

Т е щ а. Она тоже останется с нами. Он не хочет брать ее в новый дом.

Я н е. Чао, тетя! Не беспокойся, мы тебя сохраним. The Lady’s not for Burning![22] А вот портрета моей матери здесь нет.