«Блудный сын» и другие пьесы

З о ф и я (прерывает раздраженно, торопливо). Хватит! Сил нет больше вас слушать, идиотизм какой-то, бред сумасшедших! Это как изжога от дешевой выпивки в дурной компании! Я не собираюсь на коленях ползать перед животом беременной женщины только потому, что у меня такого нет! Никогда! Ну и что, скажите на милость, живот? Почему мы должны чувствовать себя пропащими, несчастными, бедными, напуганными, глядя, как он набухает под юбкой? Ну что такое этот живот?! Бункер, временный бункер! И когда находящийся там появится на белый свет, где он окажется? За первым же углом его ждут кто с дубиной, кто с ножом, кто с доносом, кто с обманом — весь этот распрекрасный мир, для которого мы никакого интереса не представляем. Пьяницы, интриганы, лицемеры, люди, шагающие по трупам, этот сброд, умывающийся подчас сентиментальными слезами, джунгли… Ступайте со своим брюхом в этот мир, и куда подальше. Пусть себе катятся, если не могут без этого, пусть! У нас же всегда останется наш бункер! Мы обрели свой мир и имеем на него право! Это не страх! И если бы Милан знал… если бы понимал… если бы… если бы он захотел… так же, как мы… если бы… (Не может остановиться, после небольшой паузы, энергично.) А мне никакого живота не нужно! Я его терпеть не могу!

Пауза. Отец и Мира остаются безучастными.

(Внезапно, с поразительной рассудительностью, тихо.) Отец, не бойся, забудь обо всем, это неправда! Ты был достойным и смелым человеком. Во всяком случае, я знаю тебя таким, да и другим это известно. Ты светился, когда вечерами сидел с нами на кухне и учил нас житейским мудростям, и этот свет светил всей долине. Можно ли сделать больше? Нас осталось трое. Нам никто не нужен, никакие женщины, никакие дети. И нечего падать духом из-за того, что избавились от человека, который был для нас яблоком раздора! Новый год мы отметим так же, как прежде, а это всегда было прекрасно, даже когда мы были бедны. Бедность не страшна!

О т е ц. Зофи… Ох, Зофи!..

М и р а. Ох, Зофи, Зофи!..

З о ф и я. А сейчас мы зажжем бенгальские огни и что-нибудь тихонько споем! (Достает бенгальские огни и дает каждому по два.)

Мира отходит в глубину сцены.

Что будем петь? «Спустился туман…»?

О т е ц. Можно!

М и р а. Начинаем!

Поют. Зофия зажигает бенгальские огни. Серебряные искры осыпают всех. Свет гаснет.

З а н а в е с.

ЖЕНИХИ Пьеса с переодеванием

Перевод Н. Вагаповой.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

С т а н е  З а л о к а р.

М и р к о  З а л о к а р, его брат, профессор.

Я н е, их племянник.

Т е щ а  З а л о к а р а.

В и д а, подруга профессора.

С о с е д и.

Г о с т и  н а  н о в о с е л ь е.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Впереди полоса света, в глубине полумрак. У дверей, в глубине, зеркало; перед ним, спиной к зрителю, ж е н с к а я  ф и г у р а — в белом свадебном наряде. Платье выделяется в темноте; голова женщины и руки, поправляющие прическу, скрыты тенью. Все в полумраке. Идет сильный дождь. Капли барабанят по стенам, в водосточных трубах клокочет вода. Оконные стекла гудят, точно в них швыряют горстями песок. Слева появляются  д в о е  м у ж ч и н. Они проносят старинное кресло и исчезают в правой кулисе. Сразу за ними проходит  д е в у ш к а, она несет два больших цветка в горшках. За ней вереницей еще  н е с к о л ь к о  м о л о д ы х  ж е н щ и н, каждая с цветком. Справа, с той стороны, откуда слышен звон посуды, выходит  З а л о к а р. Разгоряченный, громогласный. Ему на вид лет пятьдесят.

З а л о к а р. Так, так, девушки, правильно! В новый дом пойдет только это знаменитое кресло и цветы. Больше никакого старья чтоб не было!

Ж е н щ и н а  у  з е р к а л а (по-прежнему стоит спиной к зрителю, неторопливо цедит слова; голос старческий). Цветы отцветут. И тогда совсем ничего не останется.

З а л о к а р. Что вы там делаете?