«Блудный сын» и другие пьесы

Т е щ а (торжественно, с дрожью в голосе). Я мама покойной Ирмы!

П р о ф е с с о р (не понимает, о ком речь). Извините, мадам! Годы идут, люди встречаются и расходятся, в нашей памяти все путается, время ускользает из наших рук… Но глаза — глаза у человека не меняются. Позвольте мне взглянуть в ваши глаза… Все вспомнил!

Т е щ а. Вспомнили?

П р о ф е с с о р. О да!

Т е щ а. А помните? (Напевает.) Вам никогда не снится этот вальс?

П р о ф е с с о р. Да, да… Конечно.

Т е щ а. Забыли?

П р о ф е с с о р. Как вам сказать…

Т е щ а. Неужели забыли?

П р о ф е с с о р. Да что вы!.. И все же… ведь я…

Т е щ а. Не помните тот вальс?

П р о ф е с с о р. Простите… Какой вальс?

Т е щ а. На свадьбе! Вы с Ирмой… Как два ангела… Все, кто вас видел вдвоем, говорили, это незабываемо.

П р о ф е с с о р. Ах, молодость, молодость… Ноги сами идут в пляс…

Т е щ а. Хотите взглянуть на ее портрет? Столько лет спустя вам, наверное…

П р о ф е с с о р. Минутку! Я вам представлю приятельницу, приехавшую со мной. Вида, иди сюда!

В и д а. Иду, иду! Здесь, действительно, потрясающе! Вот я и разинула рот. Извините!

Т е щ а (при взгляде на нее широко раскрывает глаза, застывает в изумлении; со слезами в голосе). Святый боже! Дайте-ка, девочка, я вас рассмотрю получше. Господи! Подойдите же к свету! Да, да! Откуда вы такая взялись? Быть не может! Вы чья?

В и д а. Отец любил повторять, что меня цыгане подкинули.

Т е щ а. Вы заметили, Мирко?

П р о ф е с с о р. А что я должен заметить, мадам?

Т е щ а. Это же Ирма! Те же глаза! Такой же нос! Лоб! Губы! (Как лунатик, пятится к стене, где свалены фотографии, не спуская глаз с девушки.)

Я н е (спрыгивая со столика, заикаясь). Т-т-теперь, кажется, и я м-м-могу представиться? Я-а, д-дядюш-ка, оч-чень веселый человек!

П р о ф е с с о р. Разве мы с вами знакомы?

Я н е. Несчастный сын вашей бедной сестрицы. Особые приметы: ничего собой не представляет, ничего не имеет, ничего не знает, никого не любит. Зовут Яне. Для Янеза недостаточно серьезен. Но зато любит правду и по правде все вам поведает. Я неудачник!

Вида внимательно смотрит на Яне. Профессор вдруг становится колючим и нелюбезным.

П р о ф е с с о р (протягивает племяннику конники пальцев). Стало быть, у вас нет никакой специальности?

Я н е. Никакой! Я — нахлебник. Дядя Стане добрый, он меня терпит. Вы, дядя, тоже, наверное, добрый?

П р о ф е с с о р. Я не настолько добр, чтобы терпеть взрослых паразитов.

В и д а. Все врет! Да из него веревки вить можно.

Я н е (неожиданно наклоняется к дяде и шепчет ему на ухо). Если тебе жизнь дорога, не дерзи нашей бабуле!

П р о ф е с с о р. О-ла-ла!

Старуха тем временем выволокла из угла портрет дочери и торжественно несет его, держа перед собой, как носят иконы православные попы. Останавливается рядом с Видой, держа фотографию на уровне ее лица. Сходство разительное. Торжественная тишина. Выражение лица Профессора меняется. В душе этого эстета неожиданно для него самого задеты глубоко спрятанные струнки. Ария Профессора — речитатив с сопровождением. Сопровождение: какая угодно жестикуляция.

П р о ф е с с о р. Fiat lux![24] Ну да! Туман рассеялся. Воскресли давние времена! Свадьба!.. Я вспомнил все до мельчайших деталей. Дымящаяся похлебка. Золотистая домашняя лапша. Румяные, хрустящие цыплята, запеченные в пиве. Пенится вино в двухлитровых кувшинах. Масленые блины, сахарная корочка на пироге… Каблуки танцующих высекают искры, лампы дрожат, пол прогибается. Оживленные, вспотевшие лица. Волшебная ночь… Благоухают турецкие гвоздики в палисаднике, на небе роятся звезды, как золотые пчелы. Свадьба! Да!.. Ничего нельзя забывать. Все забыть — значит умереть… Да, да! Помню: усталый священник, музыкант жует погасшую сигарету, заспанные детишки валятся с печки… А как стала ночь к утру склоняться, как стала на небе заря заниматься, я запел что-то печальное. Прислонился к дверям и запел… Что же я пел? А, «Лесок уже зелен!». Мы, словенцы, меланхолический народ.

Т е щ а (хмурится, шокирована, ожидала совсем другого). Ах, так, значит…

Я н е. Каждый свою песню поет, бабуля!