Блумсберийская красавица

Ей удалось уладить дѣло. Нашелся добрый человѣкъ, геръ Грунтцъ, или, лучше сказать, ангелъ въ образѣ человѣка, — который съ перваго же слова уступилъ свою комнату въ распоряженіе сокрушавшейся невѣсты. Онъ посовѣтовался съ товарищами, и они согласились пожертвовать собою, и легли спать втроемъ на одной постели.

— Всѣ люди прекрасные; они въ свитѣ принца Скратченберга, объяснила хозяйка гостиницы.

— Какъ они добры! какъ великодушны! восклицала благодарная Анастасія. — Утромъ, милый Адольфусъ, вы должны пойдти поблагодаритъ этого джентльмена.

Не воображалъ бѣдный Долли, ставя за дверь свои маленькія сапожки, что этому самому господину Грунтцу, которому онъ былъ такъ благодаренъ за уступку постели, суждено сдѣлаться несчастіемъ его жизни!

Долли, быть можетъ, изо всѣхъ людей на свѣтѣ, былъ самый робкій, наименѣе ищущій извѣстности или одобренія толпы. Онъ любилъ свободу уединенія и спокойствіе какого-нибудь тѣнистаго лѣснаго уюта. Нельзя сказать, чтобъ онъ совершенно не любилъ общества себѣ подобныхъ; но онъ былъ человѣкъ нервный, и не желалъ служить предметомъ чьего бы то ни было созерцанія.

Можно себѣ представить его смущеніе, когда на слѣдующее утро онъ очутился героемъ «Іюньской Розы». Куда бы онъ ни пошелъ, за нимъ слѣдовали улыбавшіеся слуги. Если онъ позволялъ себѣ побродить взадъ и впередъ предъ домомъ для возбужденія апетита предъ завтракомъ, посвистивая какой-нибудь незатѣйливый мотивъ, немедленно за его движеніями наблюдали головы въ шляпахъ и чепцахъ, гладко выстриженныя или завитыя въ букли. Онъ принужденъ былъ удалиться въ свою комнату и ждать, чтобъ Анастасія защитила его.

Это любящее созданіе услышало его шаги.

— Долли, милый, крикнула она изъ спальни:- что вы желаете, чтобъ я надѣла, а?

Онъ подумалъ съ минутку, а потомъ сказалъ:

— Надѣньте, милочка, кружевную пелеринку! Вы въ ней восхитительны!

— Глупый вы барашекъ! возразила она: — вѣдь это была мамашина пелеринка.

Минуту спустя, милый голосъ опять крикнулъ:

— Долли, милый я не могу найдти брошку!

— Не безпокойтесь, мы поищемъ ее послѣ завтрака, возразилъ онъ. — Надѣньте алмазную,

— Какой же вы безумецъ, милочка! отвѣчало благородное созданіе: — вѣдь вы знаете, что алмазная тоже принадлежитъ мамашѣ.

Господи, подумалъ Долли: она все носила вещи матери!

Тотъ же сладкій голосъ еще разъ сказалъ;

— Вѣдь хорошо будетъ надѣть браслеты; да, душа моя?

Долли любилъ видѣть ее въ браслетахъ.

— О, дорогая, надѣньте, задумчиво отозвался онъ: — тѣ золотые браслеты, которые я видѣлъ на вашихъ прелестныхъ ручкахъ въ первое наше свиданіе!

— О, злой лукавецъ, воскликнула Анистасія: — будто я вамъ не говорила, что эти браслеты также мамашины!

Господи помилуй! мысленно воскликнулъ удивленный супругъ съ досадой: отчего это все принадлежало мамашѣ?

Но всякая досада исчезла, когда очаровательная мистриссъ Икль сѣла за завтракъ, восхитительно одѣтая въ платье нѣжно-лиловаго цвѣта, которое сидѣло на ней очень ловко и чрезвычайно шло къ ея прекрасной фигурѣ. Она такъ граціозно распоряжалась завтракомъ, что онъ выпилъ цѣлыхъ три чашки.

Послѣ завтрака, карета была нанята, ящики уложены; булоньскій пароходъ уже сильно звонилъ въ призывный колоколъ, а надо было еще благодарить учтиваго германца, уплатить по счету и присмотрѣть за багажемъ. Долли былъ командированъ внизъ для изъявленія признательности великодушному чужеземцу, а Анастасія въ это время сдавала сундуки. Долли вручилъ свою карточку слугѣ, изъявилъ желаніе видѣть г. Грунтца, и сталъ бродить по залѣ, въ ожиданіи отвѣта.

Между тѣмъ, слуги, цѣлое утро ожидавшіе случая поймать новобрачнаго, сейчасъ замѣтили, что благопріятная минута наступила. Съ быстротой молніи по всему дому пролетѣла вѣсть, что новобрачный ходитъ одинъ въ залѣ. Они всѣ начали собираться вокругъ несчастнаго Долли, набѣгая по лѣстницѣ изъ кухни, спускаясь по той же лѣстницѣ изъ спаленъ, выбѣгая изъ конюшенъ и флигелей: тутъ явились лакеи, горничныя, швейцары, чистильщики сапоговъ, повара, даже кучеръ. Они окружили его такъ, что не было никакой возможности ускользнуть. «Долго здравствовать новобрачной, сэръ», кричалъ одинъ; «надо бы выпить за ея здоровье, ваша честь!», говорилъ другой; «дай Богъ счастія и благополучія и дома, и въ чужихъ краяхъ», торжественно пѣлъ третій.

Новобрачному оставалось только улыбаться и сунуть соверенъ въ ближайшую руку. Но это не усмирило жадныхъ доброжелателей.

— Намъ изъ этого ничего не достанется, ваша честь, замѣтили чистильщики сапоговъ.

— Велите ему сейчасъ раздѣлить этотъ соверенъ! сказала горничная.

Былъ раздѣленъ и второй соверенъ, за вторимъ — третій, и невозможно сказать, сколько пришлось бы ихъ пожертвовать, — еслибы неустрашимая Анастасія, сходя съ лѣстницы, не замѣтила алчныхъ грабителей; она бросилась въ толпу и избавила своего ягненка отъ гибели.

— Выпить! Я вамъ дамъ выпить, вскричала негодующая лэди.

— Они такіе ненасытные! прибавилъ Долли съ отвращеніемъ.