Блумсберийская красавица

Но сообразительная Анастасія была сплочена изъ крѣпкаго матеріала и, сверхъ того, обладала смѣлостью. Она презрительно потрясла головой.

— Вы отказываетесь отъ меня — вы! вскричала она. — Ахъ, вы презрѣнная крошечная тварь, непристойный маленькій карачунъ! Вы осмѣливаетесь говорить мнѣ въ лицо, что вы отъ меня отказываетесь! Очень хорошо! вы откажетесь отъ меня не даромъ! Я сейчасъ запру васъ на замокъ на три дня и посмотрю, не возвратитъ ли это вамъ разсудка.

Какъ ни невѣроятно это покажется замужнимъ дамамъ, но необыкновенная женщина дѣйствительно поступила такъ; выбѣжавъ изъ комнаты, она повернула въ замкѣ ключъ и положительно сдѣлала плѣнникомъ своего супруга.

Все было кончено. Онъ часто говорилъ это прежде, но теперь онъ это чувствуетъ. Колѣнопрекловеніе и слезы были теперь безполезны. Романъ кончился. Еслибъ она подняла руку, чтобъ ударить его, то и тогда оскорбленіе не превзошло бы настоящей обиды.

Долли изгналъ изъ своего сердца всякую нѣжность къ ней, — онъ встряхивалъ это сердце, какъ ведро. Теперь это было пустое сердце, — сердце, отдающееся въ займы, несчастное, лишенное мёблировки, разрушенное сердце, поруганное и разбитое на части послѣднимъ жильцомъ.

Пока Бобъ и Анастасія потирали руки, радуясь ловкости подвига, пока она кричала: — я повяжу этому маленькому чудовищу! а онъ дѣлалъ ей комплименты, говоря: — вы молодецъ, Стаси! пока она объясняла Бобу всю выгоду имѣть этого плута въ своихъ рукахъ, что дѣлалъ Долли?

Онъ схватилъ кочергу, — тяжелую кочергу, которую могъ поднять не иначе, какъ обѣими руками. Враги услышали звукъ разбитаго стекла.

Пока они съ ужасомъ смотрѣли другъ на друга, Долли раздробилъ на тысячу кусковъ кочергой окно, раму и стекла. Потомъ, имѣя видъ скорѣе безумнаго человѣка, чѣмъ смирнаго Долли, онъ вылѣзъ въ это отверстіе и спокойно пошелъ, съ непокрытой головой и съ окровавленными пальцами, держа въ рукахъ кочергу на подобіе модной тросточки.

Бобъ и испуганная Анастаія, увидѣвъ его, въ то же мгновеніе пустились въ погоню, которая, впрочемъ, была непродолжительна, потому что Долли, достигнувъ уличныхъ воротъ, прислонился къ столбу, озираясь кругомъ; предусмотрительный Бобъ, не спуская главъ съ кочерги, не приблизился, а сталъ въ нѣсколькихъ футахъ разстоянія.

— Икль, кричалъ Бобъ: — что такое случилось, дружище?

Долли, вмѣсто отвѣта, смѣрялъ глазами своего шурина.

Въ этомъ взглядѣ выражалось бѣзконечное презрѣніе къ цѣлому племени де-Кадовъ, — Бобъ съ горечью чувствовалъ это и принялъ смиренный видъ. Онъ возвратился въ сестрѣ, которая, ломая руки, стояла на порогѣ, и не принесъ ей никакихъ утѣшительныхъ извѣстій.

Анастасія, чувствуя, что грубое насиліе безполезно, рѣшилась пустить въ дѣло силу своего личнаго очарованія. Она приблизилась къ густому кусту остролистника, и, спрятавшись за его колючими листьями, обратилась въ Долли съ увѣщаніями.

Какое ужасное положеніе для лэди! Если кто-нибудь пройдетъ, что съ нею будетъ!

— Долли, Долли, шептала она сквозь вѣтви: — отвѣчайте, милый! Только одно слово. Я безъ намѣренія сдѣлала это, право, безъ намѣренія. Если вы меня простите теперь, то я никогда больше не буду ссориться съ вами.

Единственный отвѣтъ былъ:

— Женщина, принесите мнѣ шляпу.

— О, съ удовольствіемъ — сейчасъ!

Она побѣжала за шляпой, и черезъ двѣ минуты Бобъ передалъ шляпу владѣльцу, который надѣлъ ее на голову и, принявъ, такимъ образомъ, болѣе благообразный видъ, гордо смотрѣлъ на дорогу.

— Простите вы меня, Долли? умоляла Анастасія. — Я стану на колѣни предъ вами, если хотите. Вы можете дѣлать какъ вамъ угодно — идти или оставаться, какъ вы желаете! Увѣряю васъ, клянусь вамъ!

На улицѣ показалась карета, и красавица, корчась отъ страха, присѣла за кустъ. Она наблюдала на Долли, полная той тревоги, которая ускоряетъ образованіе морщинъ и останавливаетъ ростъ волосъ.

Слава-Богу, это только омнибусъ, и притомъ мѣста всѣ заняты, и снаружи и внутри! Она замѣтила, къ величайшей своей радости, что Долли спряталъ за спину и кочергу и окровавленные пальцы. Значитъ, онъ не желалъ выставлять ее на позоръ. Это утѣшительно. Она опять можетъ свободно дышать.

— Испытайте меня еще разъ, Долли, кричитъ Анастасія, начиная плакать. — Я знаю, что была злой женщиной, была неласкова къ моему Долли; но теперь я буду доброю, — право, буду, Долли. О, простите меня! Вы хотите идти куда-нибудь? Дѣлайте какъ вамъ угодно, — обѣдайте гдѣ хотите, я буду ждать васъ, какъ бы ни было поздно, — я сдѣлаю все, если вы теперь простите меня!

Кто можетъ противиться такимъ сладкимъ мольбамъ, произносимымъ чуднымъ сопрано? Долли чувствовалъ, что гнѣвъ его начинаетъ оплывать, какъ слабая пѣна.

Чтобъ поддержать свое мужество, онъ сердито крикнулъ «никогда!» и повернулся спиной къ кустарнику.

Но уже самый тотъ фактъ, что онъ отвѣчалъ, былъ удовлетворительнымъ явленіемъ. Сношенія начались.

— Это была не болѣе, какъ шутка, Долли, говорила она, продолжая рыдать. — Я отворила бы дверь чрезъ нѣсколько минутъ. Я сдѣлала это, чтобы попугать васъ. Меня взяла ревность: я думала, что вы уходите въ какимъ-нибудь лэди.