Блуждание во снах

– Ну, вы может, и пробовали, а ваш румяный правдолюб вряд ли. Не в той среде, так сказать, воспитывался наш славный купчик. Там, где вы, Макар Тимофеевич, обитали, такие изыски, вашему брату купцу, – в этом месте она скорчила умильную рожицу и передразнила Булкина, – небось, и не снились. Ни к чему, простолюдинам, эдакое… А давай, я тебя привяжу и немного поласкаю, помучаю? У меня целый шкаф таких игрушек, о которых ты не и не мечтал. Ты кончишь так, что лишишься рассудка. Я тебе обещаю…

Клара уселась в кресло, закинула ногу на ногу и раскурила длинную пахитоску с опием – они лежали у нее на трехногом столике, возле кресла.

– Ну-с, а вы, господин учитель? Ваше-то образование и воспитание, надеюсь, позволяет лицезреть подобные плотские прихоти?

– Позволяет, – тихо ответил Травин.

– Так, уже интереснее, – бурый дым маленьким клубочком оторвался от ее красиво очерченных ноздрей и улетел в темнеющий высокий потолок.

Макар судорожно глотнул воздуха.

– Да что же это делается-то?!

– Не суетитесь, Макар Тимофеевич! Вы слишком далеки и поверхностны от того, чтобы судить о соответствиях. Закройте рот и помолчите. Если вы не будете суетиться, то я готова вам показать маленький фокус.

Она встала из кресла и прошла к крестам.

– Владимир Иванович, мне удобнее в подобных темах вести разговор именно с вами. Приходилось ли вам применять к своим сельским рабыням или рабам технику «отложенного оргазма»? Слышали ли вы о подобном?

– Безусловно, – обронил Владимир, слегка усмехнувшись.

– Ну, тогда мне не стоит тратить силы на какие бы то ни было разъяснения. Думаю, что и Родион Николаевич понимает, о чем, примерно, идет речь.

Травин кивнул, глядя на Клариссу расширенными зрачками.

– Славно! А нашему нижегородскому другу вы и сами все объясните, только чуть позже, – она повернулась к Макару. – Ты все понял, кудрявый купидон? А теперь смотри, о чем идет речь.

Быстрой походкой она подошла к первому привязанному мужчине и сняла с него кляп. Тот немного застонал.

– Теперь я разрешаю тебе кончить. Кончай, мой белокурый ангел…

После этого ее проворные ручки отцепили прищепки с сосков и хитроумное приспособление с пениса. Она нагнулась к паху блондина, сделала несколько характерных движений рукой, и вслед за этой короткой манипуляцией раздался хриплый стон. Но этот стон не был похож на стон боли или физической муки. Это был иной стон. Торчащий пенис исторг из себя целый поток горячего семени. Всем показалось, что длилось сие действо слишком долго, гораздо дольше обычного. После этого тело мужчины содрогнулось в сильной судороге и обмякло. Казалось, что он тут же отключился, ибо белокурая голова с длинными и чуть влажными от пота волосами, повисла, как у мертвого.

– Хорошо, мой мальчик. Надеюсь, что тебе было хорошо. Я знаю, что ты этого ждал более трех часов. И вот… Наслаждайся, искусный скрипач. Теперь тебе есть, что вспомнить. Надеюсь, что и музыка твоя от этого станет только лучше. Ибо твой дух познал единение муки и наслаждения. Самого высокого наслаждения!

Затем она подошла к брюнету.

– О ты, прекрасный трубач. Труби во всю свою глотку, труби клич победы…

Она сняла с него кляп и долгим поцелуем поцеловала чувственный рот темноволосого мужчины. Она прижалась к нему всем гибким телом и, спустив тоненькую бретельку с полного плеча, оголила грудь.

– Прежде чем ты получишь свое, поцелуй меня в горячие соски… Почувствуй их.

И словно младенец за материнской грудью, брюнет потянулся к прелестям Клариссы. Он целовал ее нежную грудь и плакал от вожделения и муки. Она склонилась ниже и освободила его горячий пенис. Достаточно было нескольких легких касаний-поглаживаний надутой головки, как славная дубинка взорвалась, подобно раскаленному вулкану – выбросив из жерла поток огненной лавы. А сам трубач прокричал что-то нечленораздельное: из его рта вырывались какие-то гортанные крики, похожие на крики горцев.

– Я люблю вас, люблю! – это была первая понятная фраза. Он прокричал ее так, словно выплюнул что-то инородное и лишился чувств.

Тоже самое Клара проделала и с рыжим музыкантом. Он был виолончелистом. В отличие от первых двух, рыжий музыкант после сильной разрядки принялся плакать, упрашивая Клару дать поцеловать ее ноги. После недолгой, но довольно бурной истерики, он тоже отключился, как и его товарищи.

Играющей и томной походкой, с торчащими в разные стороны матовыми грудями – она не позаботилась о том, чтобы спрятать их назад в декольте, а наоборот, выставила сие великолепие наружу – Кларисса Феофановна добралась и до третьего, полного и немолодого музыканта.

– Ну, а ты как, рыжебородый, насиделся на моем страпоне?

– О да, божественная, – выдохнул музыкант.

– Отлично, давай-ка я тебя еще им немножечко помассирую, а твоего коня стреножу губами.

Она наклонилась к его паху и быстро задвигала руками и головой. По сладострастному, почти звериному стону четвертого мужчины, стало понятно, что тот получил желаемое.