Сашенька взял конверт, повертел в руках и, не говоря ни слова, внимательно посмотрел на Зорина. Зорин смотрел на Сашеньку, приоткрыв рот, а Сашенька смотрел на Зорина, чуть приопустив свои невероятные ресницы и склонив голову набок. Ничего не происходило. Наконец Зорин не выдержал.
— Вы мне скажите только, когда его у вас забрать, — неуверенно выговорил он.
— Забрать? — удивился Сашенька.
Зорин начал наливаться цветом.
— Ну вам же, наверное, нужно… — сказал он и неопределенно повел руками.
— А мне нужно? — с интересом спросил Сашенька. — Я не знаю. Я же не такой честный, порядочный человек, как…
Тут побагровевший Зорин выхватил письмо из пухлых Сашенькиных пальцев и с третьей попытки засунул его обратно в не желавший открываться карман штанов. Крутанувшись на месте, чтобы отправиться восвояси, он на секунду замер и замешкался. Сашенька, чуть улыбаясь, спокойно ждал. Зорин снова повернулся к своему подчиненному и, поколебавшись еще миг, спросил шепотом, хотя рядом не было никого, кроме меня, а на меня он никакого внимания не обращал:
— Скажите, Сашенька… Я клянусь, дальше меня не пойдет… Я на нее смотрел-смотрел, да так и не понял… Это правда, что у нее рак?
Сашенька ответил Зорину очень серьезным взглядом и произнес так же тихо, слегка наклонившись вперед:
— Не думаю… Не может же так быть, чтобы у всех был рак.
Зорин отпрянул.
— Не понимаю, на кого вы намекаете! — довольно громко сказал он с большим пафосом.
— Я? Я вообще не намекаю, — сказал Сашенька устало. — Я просто стараюсь с начальством разговор поддержать. Вы простите, Виктор Аркадьевич, если что не так, длинный день был, притомился.
Зорин растерялся и словно бы вдруг вспомнил, кто он такой и что тут происходит.
— Так, — сказал он. — Вы как, заселились? Периметр проверили? К слону у посторонних доступа нет? Доложите мне, пожалуйста, обстановку в целом, что-то это место мне не больно нравится. И где Мозельский? Почему его вечно искать надо? Что у этого человека с дисциплиной происходит?
И Сашенька принялся докладывать, что у отеля с периметром, и где Мозельский (спит, сменит Сашеньку через сорок три минуты, а вообще ужин обещали накрыть тут, у бассейна, так что на ужине все и встретимся), и каков график дежурств на ночь. Плечи Зорина распрямились, а солнце зашло, и, когда Зорин наконец отправился восвояси, Сашенька растянулся в маленьком неустойчивом шезлонге и спросил негромко, обращаясь к зарослям рододендронов:
— Аслан Реджепович, не ко мне ли вы?
Зашевелились рододендроны, и из них выполз смущенный дряблый червяк Аслан.
— Сашинька, здравствуйте, — сказал он покорно, присаживаясь на соседний шезлонг и едва его не переворачивая. — Я к вам с важный разговор и очень интимно.
— Я уже ко всему готов, — сказал Сашенька со вздохом.
— Я, вы знаете, хороший специалист, — скромно сказал Аслан, — я таксидермист очень хороший, очень много умею.
— Знаю, Аслан Реджепович, я наслышан, — уважительно сказал Сашенька.
— Это правда, что у царицей рак? — подавшись к Сашеньке и тревожно всматриваясь в темноту, прошептал Аслан.
— А откуда вы знаете? — так же тревожно озираясь и так же подавшись вперед, шепотом откликнулся Сашенька.
— Я сам не понимаем, — сказал Аслан растерянно.
— Не понимаем и неисповедим, — задумчиво сказал Сашенька. — Ну-ну, я вас очень внимательно слушаю, Аслан Реджепович.
— Я думаю, у меня есть важное предложение к Его Величество, — сказал Аслан торжественно.
Сашенька молча склонил ухо поближе к Аслану.
— Я думаю, я могу мумификация Ее Былое Величие священная лона. Я думаю, это для царство очень важно и священно и огромная красота. Я думаю, это будет первый раз в мире такое навсегда.
Сашенька на секунду прикрыл глаза. Я очень крепко закусил какую-то ветку.
— Ну что же, дорогой Аслан Реджепович, — сказал Сашенька через несколько мгновений, — вижу, человечество в вас действительно большого, большого поэта потеряло. Я считаю, вам надо написать Его Величеству подробное предложение. Изложение, так сказать, вашей замечательной идеи. С чертежами и эскизами. Только правда, правда очень подробное и особенно эскизов не жалеть. Есть у вас для этого все необходимое?
— Мне нужно хорошая бумага, — сказал Аслан, воспламеняясь. — Такая… царская бумага и очень хороший карандашей с цветом. Я очень прошу покупать.
— Сегодня же озаботимся, — кивнул Сашенька, сдвигая пушистые бровки.
— Я учился анатомическое рисование у прекрасный мастер Персеев Александр Федорович, — доверительно сказал Аслан, — я смогу не подводить.
— Я в вас очень верю, — сказал Сашенька, пожимая Аслану хрупкую лапку, и Аслан снова исчез в рододендронах. — Фух, — сказал Сашенька и, подмигнув мне, откинулся в шезлонге. Я понял, что все еще стою, сжимая горькую ветку во рту, и отпустил ее наконец.