Г-ну Сэнтаро Цудзии, менеджеру «Дорахару»
Все ли у вас хорошо? Надеюсь, что да. Зимние холода подступают, так что берегите себя. А я все никак не справлюсь со своим насморком. Сплю урывками, часто просыпаюсь…
Как дела в «Дорахару»? Мне показалось, после моего ухода вы немного сникли.
Здесь, в «Тэнсеэне», единственное, что можно делать бесконечно, — это прислушиваться. К запаху ветра, к шелесту деревьев в лесу. К шепоту всего бессловесного. Вот чем я занималась 60 лет подряд. И вот что для меня означает слово «прислушиваться».
Помните, когда мы готовили цубуан, вы постоянно спрашивали, что я делаю? А когда я утыкалась лицом в котел, интересовались, слышу ли я там что-нибудь…
Все, что я могла вам ответить тогда, — это «конечно слышу!». Но такой ответ наверняка привел бы вас в замешательство, так что я просто отшучивалась.
Когда я готовлю бобы, я всматриваюсь в каждый из них. Я прислушиваюсь к историям, которые они мне рассказывают. Например, об угрюмых дождях — или, напротив, прекрасных солнечных днях, которые они пережили. Или о ветре, что обдувал их, пока они добирались ко мне.
Я действительно верю, что все в этом мире говорит на каком-нибудь своем языке. И что в каждом из нас есть способность прислушаться и к прохожему за окном, и к любому живому существу, и не только — например, к лучам солнца или порывам ветра.
Подозреваю, шеф, что все то время, пока мы работали вместе, я только и казалась вам старой ворчуньей. И теперь я очень жалею, что не успела донести до вас своего главного послания.
Гуляя по лесу в «Тэнсеэне», я все время думаю о «Дорахару», о вас, о прелестных феечках — и, конечно же, о Вакане-тян. С тех пор как оборвалась моя связь с родной сестрой, никаких знакомых из внешнего мира, кроме вас, у меня не было. Не знаю, сколько мне еще осталось, но теперь я чувствую, что вы и Вакана-тян стали моей семьей.
Может, еще и поэтому, когда я думаю о вас по эту сторону остролиста, ветер звучит так тревожно? Наверное, он-то и подал мне знак, чтобы я написала это письмо и спросила, как ваши дела.
Слухи обо мне, должно быть, разлетелись по всей округе, и это до сих пор мешает вам работать успешно. Если так, моя ошибка в том, что я не уволилась раньше. Я пытаюсь жить так, чтобы никого не обидеть. Но иногда эти попытки разбиваются о непонимание окружающих. Порой приходится быть очень изобретательной, чтобы все получилось как до́лжно. Вот что еще я хотела обязательно вам передать.
Что же нам с вами теперь остается? Лишь пережить все это — и двигаться дальше. От сожалений толку не будет. Как настоящий кондитер, пожалуйста, гордитесь своей профессией — и покажите себе и людям, на что вы способны.
Я уверена, что вы, шеф, способны создать свои, авторские дораяки, каких не делает больше никто. Да, я провозилась с дораяки всю свою жизнь, но это вовсе не значит, что и вы должны все повторять за мной. Это вопрос внутренней смелости. Как только вы решитесь сказать себе: «Вот это — мои дораяки!» — в вашей жизни взойдет уже новое солнце.
Вот и найдите в себе смелость пойти своим путем. Уж вам-то это под силу, шеф. Я глубоко в этом убеждена.