— Из-за слабого сердца на войну его не забрали. Но работал он наравне со всеми! И как вы думаете кем?
— Хм-м… — Сэнтаро озадаченно пожал плечами.
— Кондитером. Только не в Токио, а в Иокогаме.
— Да что вы?! Так вот откуда…
— Ну да. Всему, что касается сластей, я научилась у него.
— Тогда понятно! — пискнула сзади Вакана.
— Он был высокий, как пальма. А когда узнал, что заболел, закрыл свою лавку и решил, что умрет в пути. Из дома сбежал, скитался по всей Японии, жил на подаяния. Вместо того чтобы сразу обратиться в лечебницу. Сделай он это хотя бы на годик раньше…
— Могу поспорить, отсюда он тоже хотел сбежать, — мрачно сказала Вакана.
Токуэ-сан, оглянувшись, задумчиво посмотрела на нее.
— Да… Пожалуй, ты права. Наверное, хотел. Сюда он прибыл уже здорово побитый болезнью. И даже когда мы стали жить вместе, постоянно ежился или корчился от боли так, что я не могла на это смотреть. У него было воспаление нервов — такое, что кожа на руках расползалась… Но несмотря на это, я почти никогда не слышала, чтобы он проклинал белый свет или ругал богов. Очень сильный был человек!
— Но… почему? Почему все это случилось с ним?? — не выдержала Вакана.
— Что ты имеешь в виду? — осторожно уточнил Сэнтаро, не сводя глаз с Токуэ-сан.
— Почему обычный кулинар из кондитерской вынужден так страдать?!
— Хороший вопрос… Просто замечательный! — отозвалась Токуэ-сан, шаг за шагом уводя их все дальше в лес. — Каждый, кто сюда попадал, задавал его себе постоянно. Мне и самой частенько хотелось поймать всех богов, если они вообще есть, и набить им за все это морду…
— Да уж. Было бы здорово, — мрачно поддакнул ей Сэнтаро.
Но она, против его ожидания, вдруг покачала головой.
— Но все-таки… мы старались жить, как живется.
На этих словах Токуэ-сан остановилась. Замерли и они.
— Раньше в этой глуши, кроме пациентов и персонала, никакие другие люди не появлялись вообще. Загорится жилище — пожарные не приедут. Случись преступление — полиции можно не ждать. Такая вот «полная изоляция». Все, что нужно для жизни, мы изготавливали сами. Избрали Соседский комитет и жили на полном самоуправлении. Даже деньги придумали свои!
— Даже деньги?!
Лицо у Ваканы вытянулось. Старушка кивнула:
— О да… А что было делать? Выживали, как только могли. Всем пришлось сплотиться, и каждый делал то, что умеет лучше всего. Бывшая гейша стала шить всем одежду и учить нас старинным песням для сямисэ́на[13]
. Бывший учитель вел уроки для детей. Бывшие парикмахеры, понятно, всех стригли… Каждый, как мог, старался пожить на свете еще немного. Секция садоводов. Целых два кружка вышивки — японской и европейской. И даже своя пожарная бригада!Токуэ-сан снова сбавила шаг. На обочине дорожки дрожали под ветром цветы. Идеальный кадр, подумал вдруг Сэнтаро. Вырезанный из окружающего пейзажа, он очаровал бы кого угодно.
— У каждого находились какие-то свои, уникальные навыки, приобретенные в большом мире. Как повторяла бывшая гейша, «каждый талантлив по-своему, у каждого свой инструмент»…
Медленно шагая вдоль обочины, Токуэ-сан любовалась придорожными цветами. Сэнтаро и Вакана молча брели за ней — и останавливались, как только она замирала.
— …Вот и мы с мужем, особо не раздумывая, записались в кондитерскую бригаду.
— Ого… Что, и такая была? — удивился Сэнтаро.
— О да! Причем задолго до нас! Поначалу мы просто собирались, чтобы вместе настряпать рисовых лепешек. Все эти
— Так вот где вы готовили цубуан все эти пятьдесят лет! — осенило наконец Сэнтаро. Тайна раскрылась, обрадовался он и даже хлопнул в ладоши.
— Но мы не только варили цубуан. Европейские сласти у нас тоже разбирали с удовольствием!
— И тогда вы придумали класть в дораяки сливочный крем? — радостно уточнила Вакана.
— Именно! — улыбнулась старушка.
—
— Ну да! В нашу задачу входило кормить людей сластями, чтобы помогать им справляться с постоянной депрессией. То была одновременно и наша работа, и наша борьба…
На несколько мгновений Сэнтаро потерял дар речи.
— Вау, — выдохнула Вакана. — Круто!
— Спасибо вам за всех! — отчеканил он наконец. И согнулся перед старушкой в глубоком поклоне. — Даже не представляю, сколько вам пришлось вынести.
— Да ладно… — отмахнулась она, пряча довольную улыбку. — Если кого и благодарить за выносливость, то не меня. А во-он того человека…
И она указала изогнутым пальцем вперед. Там, где лес наконец сменился буйным кустарником, дорожка оборвалась. Они увидели высокую каменную башенку, одиноко торчащую посреди густого бурьяна.