Пройдя двойную массивную дверь, доложил о своём прибытии. Генерал находился в хорошем, я бы сказал, в редко прекрасном настроении. Рядом сидел незнакомый мужчина средних лет, одетый в двубортный светлосерый костюм. Жестом руки шеф пригласил меня занять место против незнакомца. Генерал представил нас друг другу, назвал должность, фамилию и звание гостя. Затем строго предупредил о крайней конфиденциальности и чрезвычайной секретности предстоящей беседы, сославшись на указание «центра» – КГБ СССР. На вопрос: «а как же Николай Николаевич?» (мой непосредственный начальник), генерал утвердительно кивнул головой, мол, не безпокойтесь, и продолжил: «В нашу область с неизвестной целью едет писатель Солженицын. Товарищ из Москвы прибыл к нам в связи с этим тревожным обстоятельством. Вы, Борис Александрович, неплохо знаете ростовский период жизни Солженицына, его прошлые связи. Быть полезным товарищу из Москвы, кроме вас, честно говоря, некому. Что касается помощи других служб Управления, соответствующие команды уже даны. С гостиницей всё улажено, машина для гостя выделена. Думаю, вы приятно поужинаете. Искренне сожалею, что не могу составить вам компанию».
Отказ генерала от ужина привёл меня в неподдельное смятение. Не тот ранг гостя? Не то положение в центре? На своём служебном веку в органах КГБ я выполнял многие и разные поручения. Но сейчас я вдруг смутно ощутил дыхание чего-то необычного. Спросить? Глупо. В таких ситуациях язык надо держать на привязи. Иначе попадешь в архинелепое положение со всеми вытекающими последствиями. Одно было ясно: гость выполняет задание, в центре которого находится лидер диссидентов (в то время модное, популярное слово) писатель А. И. Солженицын.
Но почему здесь, у нас – этим занимается Москва? В данном случае операцию можно и целесообразно поручить ростовскому Управлению. Может быть, нам просто не доверяют, хорошо зная Александра Исаевича. Дело в том, что он обладал воистину недюжинными способностями в конспирации. То ли он был врождённый конспиратор, то ли его мученическая, полная лишений судьба отшлифовала это качество, но он довольно часто ставил в пикантное положение асов идеологической контрразведки. Это вызывало соответствующую реакцию со стороны Пятого идеологического Управления КГБ СССР, при котором в связи с Солженицыным была создана специальная оперативная группа. Мне хорошо было известно о её существовании и, в общих чертах, о составе. В неё входили, условно назовём, «теоретики» – приглашённые со стороны литераторы-профессионалы, «разработчики» – профессиональные чекисты, анализирующие добытые сведения и определяющие действия против объекта, и, наконец, «практики-исполнители», которые с учётом обстановки реально осуществляют предложения «разработчиков».
Когда Александр Исаевич стал активно «прогрессировать» в деятельности, направленной против системы социализма, немедленно поступили директивы об изъятии его опубликованных произведений, а также «самиздатовских» перепечаток. «Самиздат» как литературно-общественный феномен существовал и ранее, то есть до Солженицына. Но международный резонанс вызвал именно Солженицын. Созданная им волна «инакомыслия» перехлестнула границы нашего «самого передового» государства и вышла за его пределы. В результате, как ответная реакция, усиливается оперативная группа идеологического Управления. Полный состав группы я не знал. Думаю, что он был текучим, изменяющимся в зависимости от выполнения той или иной программы. Но костяк группы оставался неизменным. В основном он состоял из «разработчиков» и «исполнителей». Некоторые из них занимали очень высокую позицию, но, в соответствии с действующим положением о рангах, в ходе работы контактировали лично со мной. С руководителем московской группы и его «правой рукой» у меня сложились достаточно приятельские отношения. Итак, задача группы на всех уровнях, включая и периферийный, сводилась к пресечению распространения литературного творчества А. И. Солженицына в официальных и неофициальных изданиях.