Боец десантной бригады

Все же дошли на ту высоту, где раньше у духов были позиции. Наша рота уже ушла вперед. Меня и Витька возле штаба оставляют, Филон и Герка уходят. Батальонный фельдшер делает мне противостолбнячный укол, еще впрыскивает пару тюбиков с промедолом, накладывает новую повязку. У меня все плывет перед глазами, мне уже все безразлично. Скоро эвакуация: меня – в госпиталь, Витька на вечный дембель. Он рядом со мной. Как же мне хреново, ребята… вот и улыбаюсь. Вспоминаю рассказ Витька об отпуске домой. Он с первой женой разводиться ездил – это она на развод подала, – вот его и вызвали на суд по повестке, заверенной военкоматом. Витька такой счастливый и довольный домой поехал, мы его всей ротой собирали: новенькая форма, денег ему дали – ничего не пожалели. Развелся с одной – и тут же на другой женился. Вернувшись, он фотку нам показывал, хвастал, какая красивая у него вторая жена. Хотя уже не жена, вдова… Помнишь, Витька, как ты хохотал, когда нам про суд рассказывал? Я ведь тебя таким запомнил; ты для меня, Филона, Герки, для наших ребят с роты не «груз 200», а веселый здоровый русоволосый парень. А еще помню, как за минуту до разрыва ты сказал: «Повезло нам, ребята!» Повезло, только такое разное везенье на войне бывает…

Виктора Некрасова посмертно наградят орденом Красной Звезды. Филона, Герку и меня представят к медалям «За отвагу». Вот только… Мой наградной лист разорвет начальник политотдела за то, что тремя днями раньше прямо во время проведения операции я избил афганского солдата и офицера и отнял у них термосы с пловом. Герке за то, что он не представил на списание разбитую рацию, объявят выговор. Начальник штаба батальона капитан Э*** ходил лаяться к начальнику связи, выговор сняли, а наградной лист Герке так и не утвердили. Филон с нами за компанию пошел, его наградной тоже в штабе зарубили. Филон и Герка останутся живы, но вернутся домой без наград.

Сергей Филонов – Филон, Георгий Захаров – Герка… Наша награда – что живыми остались. А ты, Витек, прости за то, что я тебя на это задание выдернул, Муха должен был пойти. Вот только, понимаешь, ты уже дважды был женат, а у Мухи девушки еще не было… «Имей совесть, Витек», – сказал я тебе. А совесть у тебя была.

Знойным маревом дымится воздух, от жары даже камни парят. От потери крови и лекарств я пребываю как в невесомости. И тут, и не тут. Так где же, где же я? Как же я здесь оказался? Я же не хотел на войну, не хотел в Афган… Меня будто качает на волнах, и наплывают воспоминания…

СССР – РСФСР, 1980 год

– Сыночек, миленький! Я прошу тебя, не иди добровольцем в Афганистан, пожалей меня! – просит плачущая мама перед отправкой в армию.

Заплеванный призывниками двор областного военкомата. Тяжелый дух от водочного перегара и табачного дыма. Гомон призывников и властные выкрики офицеров военкомата. Мат, песни и духовая музыка. Весна 1980 года. Весенний призыв.

В январе 1980 года советские войска уже вошли в Афганистан, а по стране поползли слухи об эшелонах с цинковыми гробами.

– Не бойся, мама, не пойду, – обнимая ее за поникшие плечи, обещаю я.

Я обещал маме, что не пойду добровольцем, и сдержал свое слово. Вот только судьбе и войне плевать на те обещания, что дают матерям их сыновья.

– Команда номер 14 85! Строиться! – усиленный мегафоном, звучит приказ. Это зовут и меня, я попал в эту команду.

Последние трогательно-жалкие поцелуи и… до свиданья, мама, не бойся, я вернусь.

Литовская ССР, Гайджунай, п/о Рукла, в/ч 42227. 1980 год от Рождества Христова. 1401 год по Хиджре – мусульманскому летоисчислению

Вспомни, десантник, дома вдалеке,
Гайджунай зеленый, автомат в руке.
Как нам было трудно, только, зубы сжав,
Находили силы на последний шаг.

Куплет из песни. Автор неизвестен