Боец тишины

Раньше еще силы оставались, раньше еще думал — придем мы на их базу, а не на нашу — сдамся. А теперь решил, что я к ним в плен не попаду никак. И решил — твердо. Англичанин об этом знать не должен — и не узнает. Он мне, конечно, лично уже не враг, хоть еще и не друг. Только на деле он мой — враг и никогда не станет моим — другом. Я могу позволить себе терпение к нему, даже уважение, но не больше. Он пойдет в расход, когда этого потребует государство… как и я… как каждый, кто окажется в моих руках.

Услышав шум винтов, присыпал песком спящего британца и упал лицом вниз, поспешно скрывая в пыли оружие и другое снаряжение. Я не скажу ему про вертолет. Пока не буду уверен, что вертолет наш — не скажу ни слова. Рассчитывайте на меня, Игорь Иванович, я не подведу. Когда дело серьезно — я никогда не подвожу. Эх, Агнешка… Непросто между тобой и государством выбирать — поэтому выбор просто не стоит, поэтому я его себе просто не даю. Для тебя я и так натворил дел, отойдя в сторону от долга. Только тогда дело не так обстояло. Теперь я себе не позволю такой крюк дать — теперь я тайны государства под угрозу поставлю такими обходными действиями. Теперь шум винтов вышибает у меня из головы и тебя, и Войцеха, и… всех, кроме Игоря Ивановича.

Глава 21

Толкнул британца — он просыпается долго, двигается совсем вяло.

— Пошли. Надо хоть десять километров отмерить, пока солнце не встало. Оно взойдет так же резко, как зашло. Не должно оно нас врасплох застать.

— Все равно — застанет.

— Песком защищаться будем. Он нас от солнца спрячет — водой обольемся, песком обдадимся, и порядок. А на остановках зароемся в него просто — он только поверхностно раскаляется.

— У нас ни сил, ни лопат нет.

— Ричард, сказал же — не опускай мне дух.

Я промыл гноящийся глаз, заправился антибиотиком и подхватил оружие, ожидая Ричарда. Только бы батарейки у меня не сдохли, кончится у меня энергия — мы пропали. Англичанин нагрузку на себя принял больше моей, хоть и не подозревает об этом, — только он ее без моих толчков не потянет. А у меня и на толчки энергии едва достает. Черт…

— Давай живее! Вставай!

Глава 22

Солнце жжет. И ветер жжет, как солнце. Обжигает все — излучение и песок… все обдирает кожу, вытягивая воду. А вода кончается.

— Видишь теперь, что я прав был, взяв с собой всю воду, что была.

— Прав был я, утверждая, что мы обессилим, таща ее, и с силами потеряем время. Мы потеряли ночь, а теперь — теряем воду в жаре.

— Пятнадцать километров все же отмахали. Полпути прошли — пути, намеченного в плане. Пополам и правоту поделим.

— Слава, нужно бросить оружие.

— Я ему предан так, что только оно меня бросить может.

— Я больше не могу.

— Идем.

— Подожди. Остановись…

— Идем!

Глава 23

Вспомнил вертолет, и в голове все, как винтом, порезало отчаянье. Батарейки кончились. Боль стучится все громче, и я открываю ей голову, как дверь, думая только о ней. Суставы не гнутся и…

Британец упал лицом в горячий песок рядом со мной — прямо в пыль, прямо на камни. Солнце дерет спину так, будто кожу сдирают. Я готовлюсь принять достойный конец, отдав последние силы сдерживанию вламывающейся в голову боли.

— Я не встану, Слава.

— Встанешь.

— Ты тоже не встанешь.

— Встану. По крайней мере, постараюсь.

— Никогда не думал, что умру так.

— А я, Ричард, все время думал, что именно так умру. Иной смерти, не такой сильной и могучей, меня просто не заполучить и в угол не загнать.

— Я никогда не думал, что проживу такую жизнь.

— А я думал, что именно такую и проживу, — иначе и быть не могло.

— Ты ни о чем не жалеешь?

— А смысл, Ричард?

Он мрачно усмехнулся в песок, сдувая пыль и сухо кашляя.

— Я так и не получил в жизни желаемого… ни женщины, ни ордена.

— Да я тоже… Вернее, — получил… только — не до конца.

— Как, не до конца?

— Да так… Орден мне дали за операцию и отобрали из-за того, что решили, что операции вообще — «не было». И с девушкой похожая история — вроде она у меня есть, а вроде и нет. Как и все остальное…

— А что, остальное?

— Имя, лицо, страна… Вроде имя есть, а я им не зовусь, вроде лицо есть, а с ним не показываюсь, и страна есть, только — я в ней не нахожусь. Ты понимаешь, я вроде есть, а вроде меня и — нет вовсе…

— Боец невидимого фронта…

— Боец тишины. Тишины и тени. Ты только летал в небе, но был в свете. А я — скитался везде, но был всегда в тишине и во мраке. Я был… А никто не знает, что — был…

— Я знаю. Я еще — есть и еще — знаю. Мне неизвестно твое имя, твое лицо, но известна твоя душа.

— А мне твоя — не известна, хоть я и внедрился тебе в голову, выведал все, что мне было нужно, вытянул все необходимые данные… Рад, что подыхаю именно с тобой, Ричард, хоть ты и мой враг…

— Я не враг. Враждуют только наши командиры. И теперь, когда мы не живы не мертвы, можем их просто стереть из памяти.

— Я бы рад, но — не имею права. Меня и похоронят под маской и под наименованием.

— Мне жаль.

— А ты не жалей. Нечего на такие штуки, как сожаления, время тратить.

Ричард замолчал. Только в молчании ждать смерти оказалось еще тяжелее, чем травить душу воспоминаниями и сожалениями вслух.