Она отбросила волосы за спину и с надменной усмешкой начала расстегивать полупрозрачную рубашку.
— У тебя нервы сдали просто. Ты успокойся.
— А я спокойна! Как солдатская девка спокойна! Да, вы из меня солдатскую девку сделали!
Мы с Войцехом перепугались, только, что делать, еще не решили.
— Агнешка, не тебе на нас обиду держать… если уж так — ты нас обоих обошла.
— Да, я! Я всех обошла и во всем виновата! Ведь мне все равно, что вы в ваших траншеях все между собой делите без обид и без борьбы — все, даже меня!
— Да ты что делаешь?! Ты что на нас обиду держишь?! На обоих?!
— Какой же ты умный, Вольф! Еще умнее Войцеха!
— Ты что? Думаешь, мы должны из-за тебя друг друга до смерти бить? Нет, не было и не будет такого — встал у нас один вопрос, мы его решили, как бойцы, как братья.
— А я не в счет!
— Как же? Ты вспомни, что ты нам с ним драться не дала. Да что ты хочешь, в конце концов?!
— Никак не додумаешься, что мне нужно?! А мне нужна только — любовь!
Я, ухмыльнувшись Войцеху, охватил ее тонкую талию.
— Да хоть сейчас. Так бы сразу и сказала.
Она схватила и отвела мою руку со злом, разгорающимся в ее глазах все ярче.
— Ты даже не знаешь, что такое — любовь! Ты думаешь, что все начинается и кончается в постели!
— Ты что, хочешь меня на колени поставить и заставить просить прощения, каясь в том, в чем я не виноват?! Хочешь слова — такие же красивые, как неправдивые?! Не дождешься! Не жди от меня ползания на коленях перед глупыми девичьими мечтами!
— А я и не жду! От вас всех ждать нечего! Мне все о вас наперед известно!
Она сбросила рубашку и заломила руки за спину, стараясь одолеть следующую застежку. Я охватил ее плечи и руки, не позволяя ей и шелохнуться. Только девушка вырывается все отчаяннее.
— Достаточно. Не рвись, дура!
Она застыла, выпрямившись и высокомерно смотря мне в глаза.
— Это вы! Это вы со мной сделали! Что вы со мной сделали?!
— Успокойся.
— Я не могу так жить! Я живу со зверьми! И даже не знаю — живу я в волчьем логове или в медвежьей берлоге! Я не могу так жить! Не могу жить с оружием и с ложью!
— Агнешка, мы же защищаем тебя!
— Я так не могу! Это вы можете! А я не могу! Я уйду от вас! Я ухожу от вас!
— Агнешка, я тебя отпустить не могу. Я тебя не пущу.
— Будешь меня со своим Войцехом взаперти держать?! Будешь силой брать?!
— Да ты что говоришь?! Знаю я, что тебе тяжело! А о нас ты не думаешь?! Думаешь, тебе одной здесь больно, что ты одна здесь боишься?! Мы все не в порядке! Только мы будем все невзгоды терпеть — и все преодолеем! Все вместе — все втроем! Ясно?!
Я встряхнул ее, охватывая ее плечи крепче.
— Я, ты и он — разные люди… но мы вынуждены стать родными людьми! А родных не выбирают! К ним приходится просто привыкать! Поняла?! Нам придется привыкнуть друг к другу! И помни, что главное, — не блистание благородной добродетели! Главное, — что мы будем друг с другом, что бы ни было, что бы нас в будущем ни ждало! Ты поняла?! Пойми ж, наконец! Мы не оставим друг друга, что бы ни произошло!
— Мне страшно, Вольф! Мне так страшно! Все время страшно! Я думала, что ты вернешься, и все кончится! А ничего не кончается! Мой кошмар не кончается, Вольф!
Стоим втроем, братски обнявшись, — нам остается только надеяться, что наш кошмар кончится прежде наших жизней… остается только жить с ним, изо всех сил стараясь не сдаваться ему.
Глава 11
Ночь не задалась, и я, сдвинув очищенные от ржавчины трубки, бросил одеяло на пол, свалившись спать с Войцехом. Только заснуть, несмотря на усталость, никак не выходит. Агнешка тихо всхлипывает, отвернувшись к стене и уткнувшись лицом в подушку. Ничего у нас с ней этой ночью не получилось. Она настояла, и я не стал скрывать от нее страшные шрамы. Только такой открытой правдой я напугал ее. Растравил ей душу пуще прежнего. Кислотные ожоги и оставшиеся под кожей осколки похожи на сыпь или нечто такое. А сигаретные ожоги не спутаешь с простой заразой — с ними все ясно, они явно свидетельствуют о жестком насилии, как и следы веревок у меня на руках. Сцепил зубы, стараясь не думать о вконец одолевшей меня боли. Ночью всегда больнее. Нет, перед сном с ранами все не так, как перед грозой, когда падает давление, — просто перед сном ничто не отвлекает от боли, и она становится четче. Стараясь отогнать ее, включил компьютер и засветил экран.
— Подъем, Швед! Дело к тебе появилось.
— А я не сплю, Охотник.
— У вас ночь вроде.
— А я не сплю.
— Что так?
— Дел по горло и… Такие дела, Охотник…
— Что, не так что-то?
— Давай на другую линию перейдем. Я тебе данные на старом месте оставлю.
— Договорились. До связи.
Переключился на линию надежнее прежней и перешел на шифр сложнее старого.
— Давай к делу — не тяни, Швед.
— Травят меня, Охотник.
— Кто?
— Наши. Шведы то есть…
— Уверен?
— Да. Конец мне, Охотник.
— Выкладывай давай.
— Вейкко не вернулся и на связь не вышел. Неизвестно еще точно, только… верно, — на него свои вышли и взяли его на нашей — русской — территории.
— Не вяжется что-то… не должны были так вообще поступать.
— Я не знаю, что происходит, Охотник… только все не так, как прежде пошло.