Айвен покосилась на его запястье, скрытое рукавом рубашки. Кайрин мог бы и рассказать ей, как он получил такое увечье, но похоже, не считал нужным. Девушка через силу заставила отнестись к этому с должным безразличием, но она сегодня едва ли узнавала саму себя — разве раньше ее эмоции были так обнажены, как сегодня?
— Не стоит сильно нагружать плечо, пока не заживет. — Только и сказала она, перебинтовывая рану снова.
Она боялась коснуться его голой кожи, под которой еще виднелись неестественно темные вены. Но они уже не были такими черными, как вчера. Кайрин будто бы почувствовал, о чем она думает, и вытянул руку вперед, разглядывая ее:
— По-моему, сегодня уже лучше выглядит.
Айвен подняла глаза на его лицо и коротко кивнула.
— Мне хоть можно покидать этот дом? — Голос Кайрина разрезал тишину, как нож.
Тогда Айвен уже стояла возле своего стола, расставляя склянки со снадобьями по местам. Находясь от Кайрина на почтительном расстоянии, она хотя бы не так стеснялась смотреть на него.
— Вообще нежелательно. Понимаешь ли, к тебе здесь относятся… с недоверием.
— Я понял: при любой возможности мне свернут шею.
— Ну… — Протянула Айвен, улыбнувшись, — Можно и так сказать. Да и вообще тебе нужно набираться сил.
— То есть, подыхать от скуки! Спасибо!
— Поверь, с нашими парнями тебе будет не веселее. — Уверила Айвен.
— А с девушками?
— Тем более. — Отрезала Айвен, — Ты готов к тому, что тебе будут указывать на то, что ты должен быть… другим?
— Не слишком. По крайней мере, наши девушки мне такого не говорили.
— А что говорили? — Айвен хитро улыбнулась.
— Что у меня великое будущее. И состоит оно из двух слов: папочкино наследство. Но это я понял уже сам.
Айвен засмеялась:
— Я думала браки по расчету любят только у нас.
— Их любят везде. — Возразил Кайрин, — Но у вас они… выглядят самобытнее. Здоровенный пятидесятилетний амбал с боевым топором за спиной и пятнадцатилетняя девочка!
— Что ты имеешь против боевых топоров? — Усмехнулась Айвен.
— То, что я их не подниму. А если и подниму, то взмахнув, упаду вместе с ним.
— Прекрасные боевые навыки! У нас пятилетние дети способны на большее.
— Зато я без зазрения совести смогу вонзить кинжал в сердце своему врагу, улыбаясь ему в лицо.
— Сомнительное достижение. — Скривилась Айвен.
— А у меня других и нет. Все, кто меня знает, могут сказать одно: я — плохой человек. — Говоря это, Кайрин уставился в пол, будто с горечью признавался в чем-то страшном.
— Я не могу так сказать о тебе. — Глухо ответила девушка.
— Это потому что ты слишком мало меня знаешь, — С бескрайней тоской продолжил парень, — и я еще не успел сделать тебе что-то плохое.
— А разве ты хочешь этого: сделать мне что-то плохое?
— Нет… нет. — Он вздохнул и посмотрел Айвен в глаза, — Но так всегда получается — я порчу жизнь даже тем, кого люблю. Любил.
— Ты этого не знаешь. — Возразила Айвен.
— Знаю! — Рявкнул парень, — Я ничего не могу с собой поделать. Будто бы я не могу собой управлять… — Его голос сорвался, но Кайрин сразу же продолжил, уже с какой-то яростью, — Я же ведь знаю, вижу, своими глазами вижу, что Эралайн любит меня. Зачем, зачем ей это!? Как можно полюбить меня, а главное — за что? Я бросил ее одну, обрек на столько лет страданий, а когда вернулся, то понял, что… я для нее не друг, как она для меня. Она — честная, сильная, смелая — и полюбить такую крысу, как я! Мне приходила мысль: ответь ей взаимностью, ради того, чтобы не расстраивать ее, но я смотрю на нее и понимаю, что не чувствую ничего. Пустота. Выжженное поле, и даже пепла нет.
Он закрыл лицо руками, и Айвен показалось, что парень сейчас заплачет от злости на самого себя. Кайрин казался ей довольно скрытным, и она была удивлена такой неожиданной исповедью.
Его любила какая-то девушка, к которой он не чувствовал ничего. Знал бы он, какие мысли витали в голове Айвен!
— Успокойся! — Вскрикнула Айвен, пытаясь заставить свой голос звучать холодно, — Если ты ее не любишь, это не значит, что ты последняя тварь!
Глаза Кайрина будто немного прояснились, когда он убрал ладони с лица.
— Извини, — Глядя куда-то в сторону, прошептал он, — сам не понимаю, зачем начал об этом.
Уходя из лазарета, Айвен думала о том, что он сказал и даже, наверное, начала подозревать, что стоит на пороге большой ошибки.
Недалеко от деревни находился небольшой редкий лесок, куда Айвен уходила не только, чтобы поохотиться, но и проветрить мозги в абсолютной тишине. Снег здесь уже начал сходить — среди невысоких и довольно редких для леса деревьев он долго не залеживался — и под ногами у девушки уже приминалась прошлогодняя поблекшая трава.
Она перешагнула ствол давно упавшего дерева и прислушалась к голосам птиц, щебечущих что-то в кронах наверху. Можно было по-быстрому застрелить птицу и уйти отсюда, но Айвен не хотелось покидать это спокойное место. Она прижалась к стволу одного из деревьев и уставилась на небо, чуть прикрытое еще голыми после зимы ветвями.