Боевой 19-й

Для многих этого было достаточно. Чтобы доказать свою преданность и обратить на себя внимание, как на гостеприимного хозяина, он с заботливой аккуратностью отпускал есаулову коню сено, подсыпал овес и не забывал кормить офицера курами, яйцами, молоком. В амбаре кряхтел, шушукаясь с женой и сыновьями.

— Молчите! Знаю, что делаю. Так-то оно верней,— и, хватаясь за голову, шептал: — Чтоб те обожраться, идол! — И уж громко, чтоб слышно было: —Теперь-та я наказывал цыплока их благородию сготовить, сметанки, аль чего... — а сам боялся перечислять, чего еще. На старшего сына цыкал: — Семка, хоронись, не лезь на глаза, окаянный, дьявол тя возьми, неровен час — в солдаты загребут!

Высматривал, находил удобный момент и, робко войдя к есаулу, заискивающе говорил:

— Не прогневайтесь, ваше благородие, чем богаты, тем и рады. Оно б желательно, но хозяйство...

— Ну, ступай, ступай, — отмахивался есаул.

— Спаси вас бог, — уходил и, сторожко оглядываясь, ругался: — Чтоб тебе подавиться, дьявол тебя навязал, сами в праздник престольный того не едим.

На столе перед есаулом лежала стопка бумаги с заголовком «Опросный лист», после которого следовали анкетные вопросы. Казаки усердно доставляли мужиков, которые по своей забывчивости или по привычке называли казаков «товарищ». Приводили и тех, в ком было замечено недоброжелательство при реквизиции хлеба, мяса или чей сын, брат служили в Красной Армии. Недостатка в людях, которых надо допросить, Бахчин не ощущал.

Первым привели красноармейца, приехавшего в село в отпуск. Он скрывался на окраине села у дяди. На чердаке у его родителей, по доносу, казаки нашли обмундирование, оружие и предупредили, что, если сын не явится с повинной, сожгут хату и расстреляют всех. Узнав об этом, красноармеец явился. Это был еще совсем молодой мальчуган, крепыш с ясными серыми глазами, с загорелым обветренным лицом. Он не думал о смерти и старался ободрить стариков. «Вы обо мне не горюйте, — говорил он, — вот поглядите, вернусь. Ну, побьют, пущай».

Но когда его ввели к есаулу, он вдруг почувствовал, что старики его остались где-то недостижимо далеко, и понял, что наступил конец. Он не робел и не сожалел о своем приходе, держался прямо, но тоска царапала сердце.

— Как звать?

— Василий Чеботарев.

— Зачем пожаловали? — Бахчин облокотился на стол, пыхнул папиросой.

— Привели... — ответил недоуменно красноармеец.

— Так что коммунист, господин есаул, — пояснили казаки.