Боевой 19-й

Кулешова схватили и удели.

Однако и после расправы с Кулешовым Бахчин не мог успокоиться. Мысли о расстрелянном Чеботареве не покидали его. Он вскочил с места и нервно заходил по широкой горнице. На минуту задержался у стола, глянул на опросный лист и зло передернул плечами. Он закрыл глаза. Закатный луч солнца падал на его красивое, с высоким лбом лицо, прямой нос и тонкие, маленькие, плотно сжатые губы. Облокотившись па подоконник, Бахчин смотрел на улицу.

День умирал. Далеко за полями садилось багряное солнце. Выше поднимался огонь костров, трещали сухие ветки сломанного плетня, гарью пахло на селе.

У костра, над котелком, склонив голову, сидел казак. Воспаленными от бессонницы глазами он смотрел на яркое пламя и печально пел:

Ой, Кубань, ты, ридна ненька,

Здали отзовися,

Жинка любонька, ридненька Хоть ночью приснися.

Нехай клюют воронята Мои кари очи,

Щоб не бачить мени билыне Ти слезы жиночи...

Мимо костров прошли два офицера. Через минуту дежурный доложил:

— Господа офицеры пожаловали.

— А-а! — очнулся есаул. — Проси!

Он вышел навстречу, придерживая рукой кинжал.

— Надеюсь, не помешали? — осведомился хорунжий Назаров. — Только, ради бога, откровенно?

Бахчин вздернул брови, придал своему лицу радостное выражение:

— О нет, нет, господа! Прошу. Я очень рад, очень рад. Присаживайтесь. Дежурный! — крикнул он. — Ко мне не впускать.

Через полчаса на столе, за которым сидели офицеры, появилась водка и закуска. Каждый пытался вспомнить и рассказать о себе такой случай, который свидетельствовал о силе и правоте, находчивости, но друг другу они не верили. Они знали об этом, но лгали дальше и смеялись шуткам, которые вовсе не были смешными. Быльников замечал все вокруг. Понимал, что Назаров Бахчину не доверяет, так же как и Бах-чин Назарову. Бахчин и Назаров пили мало. Больше всего и с какой-то отчаянностью пил Быльников.

— На днях, — начал он, — один из наших разведывательных отрядов шел через деревню, преследуя небольшую группу противника. На выезде из деревни, когда отряд казаков продвигался быстрым аллюром, он наскочил на заградительное поле/ Дорога на сотню шагов была усеяна бутылочным стеклом, острыми кусками ржавого железа и еще черт знает чем.

Быльникова не перебивали — это была правда. Сотник замолчал.

— И что же дальше? — задал вопрос Назаров.

Быльников вздрогнул и, вдруг спохватившись, добавил:

— Вы хотите знать об этой несчастной деревне? Вы сами знаете больше.