Боевой 1918 год 2

Водителя кобылы я приобщил до кучи, исходя из того, что вряд при совершении покушения, рулить будет обычный человек. Наверняка и он при делах. Тем более — не бывает извозчиков с модельными стрижками. Правда, прическу я увидел уже после того, как от удара, с башки водилы слетел картуз.

Выстрелов не было, поэтому не было и паники. Зато любопытствующие, быстро стали собираться в толпу, жадно разглядывая произошедшее. За это время, несколько охреневший от произошедшего Мага, подхватил валяющийся пистолет, проверил сумку нападающей и напряженно крутя головой во все стороны решил уточнить:

— Это кито?

Огорченно глядя на безвольно болтающуюся голову извозчика (похоже, с переполоха сильно переборщил с силой удара) я прекратил его обыскивать, отвечая:

— Не знаю. Но сильно хочу узнать. Тем более, что два языка у нас есть.

Горец удивился:

— Дыва?

— Ага. Я извозчику, с испуга шею перебил, но второй — живехонек. Так что давай, помоги дамочку загрузить. Нож только не трогай, а то в крови перемажемся, да и ее можем не довезти.

Быстро подхватив сомлевшую барышню, усадили ее в коляску. Сам уселся рядом, придерживая довольно крепкое тело. Труп и бессознательного студента бросили между сиденьями. Мага взялся за вожжи и перегруженное транспортное средство, покатило по улице.

А уже через сорок минут, перевязанная террористка была готова к допросу. Его проводили тут же, в больнице, куда, потрясенные новостью, прибыли все городские силовики. Для начала, объяснил что случилось, чекисту Галомахе, отдав ему очухавшегося парня. Он хотел забрать и девку, но по техническим причинам это было пока невозможно. Переговорил с Матюшиным. Потом еще и примчавшегося Лапина пришлось успокаивать. Тот появился не один, а в сопровождении наших автоматчиков. В общем, больничка на какое-то стала весьма оживленным местом.

От всего этого переполоха, даже благообразный доктор без звука выделил помещение для допроса. Хоть и причитал, что барышня, после получения обезболивающего, (наверняка опиумом ее пичкал) несколько не в себе. Да и внешний вид у нее не совсем подходит для общения с мужчинами, так как для перевязки пришлось резать платье. На что я возразил:

— Херня док. Простынкой ее накроете и приличия будут соблюденены. Поэтому, давайте в темпе! Цигель, цигель ай люлю!

Тем самым, сопротивление было сломлено и через пару минут я уже созерцал несостоявшуюся убийцу. Та, томно лежала на койке, но услышав шум наших шагов, открыла несколько вздуренные от наркоты глаза. Сфокусиров взгляд на мне, с чувством выдала:

— Ненавижу! Убийца!

Такое начало, меня несколько возмутило:

— Вы с ума сошли? Что значит — «ненавижу»? Вы меня даже не знаете, чтобы испытывать столь сильные чувства.

Но та упорствовала:

— Я тебя знаю вполне достаточно! Убийца! И разговаривать с тобой не буду!

Комиссар, попытался было влезть, но я жестом остановил его. После чего опять обратился к этой ненормальной:

— Ну, если вы желаете перейти на «ты», то пусть так и будет. Просто интересно, откуда столько экспрессии? Да, я убивал немцев. Но сейчас идет война поэтому с этой стороны ваши претензии беспочвенны. Что еще может быть? Как вариант — ты шмара ростовского урки Коськи Шмыги. Этого хмыря тоже шлепнул я, поэтому вполне понятна твоя личная неприязнь.

Повернувшись к Лапину, добавил:

— В принципе, тут все ясно. Эта бандитская подстилка, от кокса вообще сбрендила и решила мстить за своего любовника. Дело житейское. А за покушение на красного командира, её скорее всего шлепнут по решению ревтребунала. Пойдем Кузьма. Мне беседы с бывшими проститутками, ставшими воровками, совершенно никуда не уперлись. Брезгую я…

Подследственная, во время моего монолога вытаращившая глаза, увидев, что мы собрались уходить, не выдержала:

— Как вы смеете так говорить? Какая проститутка? Я честная девушка! А вы подлец! Вы убили моего отца и надругались над его телом!

Я возразил:

— Брехня. Не мог Шмыга быть вашим отцом. Молод слишком. И что значит «надругался»? Вы вообще соображаете, чего мелете? Может, в вашей уголовной среде и принято трупы имать, но не надо распространять свои больные фантазии на нормальных людей. Извращенка! Тьфу! Пойдем комиссар, а то меня от этой калишной шлюхи, сейчас вырвет!

Лица у присутствующих, включая охранника от ЧК, выражали полное непонимание ситуации. Благо, этот наивный народ, держал рот на замке (о чем они и были строжайше предупреждены перед входом) не пытаясь влезть и испортить игру. И тут, наконец, возмущенная совершенно беспочвенными обвинениями деваха, поплыла. Со слезами на глазах, она выкрикнула:

— Что за нелепость вы несете? Мой отец — подполковник Твердов! Алексей Федорович Твердов! Вы его убили там, в степи, вместе с господином Дроздовским и всем штабом! Но перед этим глумились над раненными, пытая их и отрезая уши!

Народ несколько офигел от сказанного, а я, вздохнув, опустился на табурет. После чего, уже совершенно другим тоном произнес: