Боевой девятнадцатый

— Н-да-с, — улыбнулся Бахчин и забарабанил по столу пальцами. — А все-таки вы сами поведайте о вашей личной работе… Кого вы можете назвать из ваших друзей, сподвижников, так сказать, где они могут сейчас скрываться?

Надя отрицательно покачала головой.

— Я больше ничего вам сказать не могу, да и не знаю.

— О, это далеко не так! — Бахчин вышел из-за стола. — Я был убежден, что вы жертва, может быть даже красивого заблуждения. Это бывает с некоторыми романтическими натурами. Молодость, увлечение большевистскими идеями, агитация и прочие обстоятельства, как видите, привели вас к тяжелым политическим преступлениям, за которые вам грозит расстрел.

Он остановился и внимательно посмотрел на нее.

— Но!.. Мы не жестоки. Мы щадим людей за их невольные деяния, совершенные по недомыслию, по случайным причинам… Я лично берусь принять участие в вашей судьбе и сделаю все возможное, чтобы облегчить ваши страдания. Вы молодая, красивая девушка, полная сил и здоровья. Перед вами интересная будущность, и как бы ни была тяжела жизнь, она заманчива и прекрасна. — Бахчин притворно вздохнул и, как бы расчувствовавшись, сел за стол. — Итак, давайте будем откровенны.

Надя молчала.

— Почему вы не отвечаете?

— Я сказала вам, что поступила на работу добровольно и сознательно.

— Ах, оставьте! — брезгливо сморщился Бахчин. — Бросьте играть! Вы агент чрезвычайки и напрасно запираетесь. Вот ваш документ, — хлопнул он ладонью по столу.

— Зачем же вы тогда ломаете эту ненужную комедию?.. Что вы хотите?

— Назовите ваших сотрудников.

— Я их не знаю.

— Я прикажу вас расстрелять.

— Дайте мне пить! — простонала Надя.

— Дежурный! Воды.

Казак поставил на стол стакан воды. Надя потянулась к нему, но Бахчин молча отстранил ее руку.

— Дайте мне пить!

— Вы будете отвечать мне? — спросил Бахчин, тяжело дыша.

— Я ответила вам все. Больше ничего не скажу. Вы бесцельно тратите время, а мое сочтено. Я с этим примирилась.

— Ах, вот как!.. Пейте! — придвинул он стакан.

Надя сделала глоток и выплюнула. Вода оказалась соленой. Коротким движением руки Надя бросила стакан Бахчину в лицо.

— Негодяй!

— Дежурный!.. Взять!.. — заорал Бахчин, вытирая платком лицо.

Спустя некоторое время Бахчин отослал часового, вошел к арестованной в комнату и прикрыл за собой дверь.

На цыпочках он делает два шага вперед и медленно вынимает наган. В углу белеют лицо, руки. Бахчин слышит протяжный стон: «Зве-ери…» — и почти в упор разряжает обойму.

В ушах звон. Кажется, он прибил ее к кровати, как град прибивает траву. Пороховой дым першит в горле. Бахчин вышел.

В комнате могильная тишина. Где-то далеко-далеко играет музыка, вздрагивает потолок. Шарканье ног доносится, как царапанье спички по обоям. Еще дальше раздаются отдельные короткие выстрелы, звук их походит на треск лучины.

К Наде медленно возвращается сознание.

— Пи-ить!

Что-то тяжелое, как каменная плита, придавило ее к земле. Надя делает усилие, чтобы сбросить с себя каменное одеяло. Сознание на секунду покидает ее и возвращается вновь. Она силится вспомнить, где она, что с ней, и опять погружается в забытье. Какой-то серый шарик вертится перед нею быстро-быстро, разрастаясь до гигантских размеров, и вдруг беззвучно рассыпается в пыль. Шарик появляется вновь, вертится, и она никак не может избавиться от него. Так продолжается долго. Потом ее обнимает страх. Выстрелы, короткие вспышки огня… что-то обжигает. И странно, она не страшится ранений, смерти. Она боится звука выстрелов, они страшны и повторяются до бесконечности.

— Не надо стрелять… — шепчет Надя, делает новое усилие и, рухнув на пол, освобождается от тяжести и бредового забытья. Во рту солено. Надя ворочает языком и выплевывает куски спекшейся крови. Присохшая к ранам сорочка при малейшем движении причиняет жестокую боль. Надя ползет к выходу. Вот Надя в коридоре, натыкается на лестницу, ведущую на чердак, и мысль, как солнце, озаряет ее.

«Спастись!.. Уйти во что бы то ни стало…»

Эта мысль охватывает все ее существо. Руки приобретают кошачью цепкость. В голове созревает мгновенный план бегства. Он настолько четок и ясен, как будто бы Надя собирается повторить знакомый путь. Цепляясь руками за ступеньки, отталкиваясь ногами, она взбирается на чердак, по едва различимой полоске света определяет направление к слуховому окну, хватается за брусья, поддерживающие стропила, и подтягивает тело. В левой руке появляется тупая боль. Перевалившись на правый бок, поминутно отдыхая, Надя достигает окна. Свежий воздух опьянил ее.

Опасность слишком велика. Опасность впереди, но Наде кажется, что самое страшное осталось там, в той темной комнате.

Она — на краю крыши. Над ней склоняются ветви яблони. Хоть бы одно яблоко… Это придаст ей силы. Но яблоки далеко, их даже не видно. Надя рвет листья, сует их в рот и… содрогается. Пуля прошла через щеку и выбила зубы.

На ощупь, она находит лестницу в сад и сползает вниз.

…Где, когда она видела такое дивное вечернее небо с бледным серпом луны!.. Оно торжественно, величаво и спокойно.