Боевой девятнадцатый

— Запишите, — приказал он адъютанту. — «Так как в нашу задачу входит дезорганизация связи и уничтожение тылов красных войск… каковая задача в значительной мере достигнута, приказываю вести глубокую разведку и доносить о движении красных частей. При приближении конницы Буденного, — процедил он сквозь зубы, — отходить и в бой с ней не ввязываться».

Мамонтов прекрасно помнил конницу Буденного, которая разгромила его под Царицыном. При упоминании о красном комкоре он морщился, как от зубной боли.

Генерал Постовский выходил из себя. Он сыпал приказы один гневнее другого, перегруппировывал и вводил в бой все новые и новые части.

Силы защитников Воронежа слабели.

Штаб укрепленного района бросил на помощь 608-му полку последние резервы гарнизона — комендантскую команду и батальон губчека. Бойцы цепочкой, один за другим, перебегая улицы и прижимаясь к домам, спешили занять рубеж до начала штурма.

Но штурм начался.

Сверкая клинками, поднимая тучи пыли, с диким гиком мчались во весь опор казаки, развертываясь по фронту. Казалось, что части 608-го полка не устоят и будут сметены этой стремительно несущейся лавиной. Но в самый критический момент подоспели чекисты и комендантская команда. Они встретили штурмующих дружными и меткими залпами. Разваливаясь и дробясь, конная лава еще продолжала катиться вперед, но уже по инерции. В следующие секунды она стала таять и исчезать, как дым, попавший под могучий порыв ветра. Но передышки защитники города не получили. В бой вступили пехотные части врага. У предместья города завязалась упорная и жестокая схватка. Красноармейцы сходились с врагами лицом к лицу и дрались врукопашную. Те, у кого не было штыков, хватали винтовку за ствол и крушили ею врагов, как дрекольем.

Казаки не выдержали и побежали назад. Но в это время белые выкатили на открытую позицию восемь орудий и открыли огонь. Сконцентрировав силы, казаки перешли в новое наступление.

…Устин никогда не испытывал столь большого напряжения, как сейчас. Он знал, что такое бой, но теперь он понял, что такое ожидание боя.

В первый день, знакомясь с молодыми бойцами, он подходил к какому-нибудь парню и, потрепав его по плечу, смеялся и спрашивал: «Впервой идешь?.. Ничего, обвыкнешь. Ты только не бойся. Знай, что и они боятся». Беседуя с товарищами, он никогда не говорил: «Если останемся живы…», а наоборот: «Вот, погоди, разобьем беляков…»

Он без страха думал о предстоящих боях, но ожидание его истомило. Во время сражения не остается времени для размышлений. Сейчас в голову лезла всякая ерунда. Он знал и видел, что за город уходят последние отряды, понимал, что положение тяжелое. Отряд военкомата берегут, как последнюю бомбу. Ему хотелось, чтобы эта бомба была большой разрушительной силы, и он боялся, а не слишком ли поздно она будет брошена.

При встрече с Паршиным, сегодня утром, он бросился к нему и спросил:

— Ну что, ну как, скоро ль, товарищ командир? Может быть, о нас забыли?

— Не забыли, Хрущев. Дойдет и до нас очередь. И, пожалуй, мы будем последним резервом, если к нам не подоспеет помощь.

— Одолевают казаки? — спросил Устин с горечью.

Паршин не счел возможным скрывать от товарища тяжесть положения.

— Одолевают, будь они прокляты! — Но тут же весело добавил: — Но и мы побили их здорово. Наши, брат, дерутся, как черти. Нам бы еще продержаться хоть денек. На подмогу идут отряды Фабрициуса и Казицкого.

— Продержимся, товарищ командир! — ответил Устин с такой уверенностью, как будто бы в его распоряжении находился целый полк.

Уходя, Паршин сказал:

— Хрущев, а ты выведи все-таки роту во двор. Может быть, через час мы выступим.

Но вот уже скоро двенадцать, а Паршина нет. И снова томление.

А в это время начальник штаба укрепрайона передавал по телефону военкому:

— Батальон губчека и комендантская команда отступили. Противник ворвался на окраину горела, захватил завод Рихард-Поле и район холодильника. Потеряв завод, мы лишились чрезвычайно важной позиции. Казаки установили здесь орудия и открыли огонь по Задонскому шоссе и по Курскому вокзалу. Плехановская улица оказалась под завесой пулеметного и ружейного огня. Если положение не будет восстановлено, участь Воронежа решится в ближайший час.

— Где сейчас отряд губчека и комендантская команда?

— Они забаррикадировались на улицах со стороны Задонского шоссе, сдерживая казаков.

— Что решено? Какие будут даны указания мне?

— Штаб укрепрайона, остановившись на испытанных бойцах — на роте Воронежских пехотных курсов и на твоем отряде, — приказывает тебе ввести отряд в бой и любой ценой выбить противника с позиций Рихард-Поле. В помощь идет рота курсантов. В добрый час, Холодов!

— Спасибо. Отправляюсь выполнять приказ. Прощай!

Паршин в ожидании стоял уже у дверей.

Из военкомата писарь, каптеры — все, кто мог носить оружие, были направлены в отряд.

— Ну, Паршин, военкомату больше мобилизовать некого, военкомат мобилизовал себя, — засмеялся Холодов, пробегая через большую обезлюдевшую комнату, в которой раздавалось гулкое эхо.