Боевой девятнадцатый

«Сегодня, после четырех неудавшихся атак, генерал Постовский бросил в наступление два полка пехоты и два полка кавалерии, которые атаковали железнодорожный мост и переправы через Дон у Нижне-Малышева. Завязался горячий бой, длившийся целый день. 607-й полк, укрепленный коммунистами, оказывал противнику героическое сопротивление в течение всего дня и отбил все атаки. Противник стремился к переправам, пытаясь вплавь перебраться у железнодорожного моста, но 607-й полк отогнал его обратно».

— Хорошо, — произнес комендант, перевел взгляд на карту и отыскал Задонское шоссе. Это самый слабый и наиболее опасный участок.

Штаб укрепрайона перебросил туда 608-й полк, четыре батальона которого заняли обе стороны шоссе и установили четыре клиновых и два шестидюймовых орудия. Но и этого было мало. Встречая всюду упорное сопротивление защитников Воронежа, противник метался по фронту в поисках наиболее уязвимого места. Это место им нащупано. Теперь он будет наседать, перебрасывая сюда конные соединения и усиливая артиллерию.

Подошел начальник штаба и, молча склонившись над столом, так что голова его едва не касалась головы коменданта, тоже углубился в карту. Комендант передвинул острие карандаша на линию Воронеж — Графская, молчаливо ожидая ответа.

— Железнодорожники оборудовали две бронелетучки, — проговорил начальник штаба, — и установили на них орудия и пулеметы.

— Знаю.

— Сегодня одна из них вышла на линию и будет курсировать Воронеж — Графская — Придача.

— Та-ак. А вот тут, — постучал комендант карандашом по карте, где было отмечено Задонское шоссе, — положение угрожающее…

Продолжительно застрекотал телефон.

— Начальник штаба Воронежского укрепрайона слушает.

Комендант взял из пепельницы потухшую папиросу и повернулся вместе со стулом к начальнику штаба. Тот, зажав рукой трубку, скороговоркой бросил:

— Генерал Постовский!

— О-о! — удивился комендант и, кивнув головой, спокойно сказал: — Говорите.

Начальник штаба передавал слова генерала:

— «Предлагаю вам к шести часам утра сдаться. В противном случае город будет подвергнут артиллерийскому обстрелу, взят и отдан в распоряжение казаков на три дня со всеми вытекающими отсюда последствиями».

— Передайте этому прохвосту следующее: «Комендант Воронежского укрепленного района, уполномоченный Всероссийским Центральным Исполнительным Комитетом, приказал ответить на ваши гнусные угрозы шестидюймовым снарядом».

Начальник слово в слово повторил слова коменданта и повесил трубку. Спустя несколько минут орудийный выстрел разорвал тишину, взрыв поколебал землю. Город вздрогнул. Это был сигнал к бою.

Устина словно смыло с нар. Он зябко встряхнулся и надел стеганку.

— Давно? — спросил он у дежурного.

— Да нет. Только вот… — он не успел договорить.

Второй, третий, четвертый поочередно грохнули взрывы в черте города.

Устин вышел на улицу и встретился с Паршиным.

— Поднять роту и держать в боевой готовности, — сказал тот вполголоса и скрылся в темноте.

За городом слышалась стрельба. «Должно быть, началось», — решил Устин и, возвратившись в роту, скомандовал:

— В ружье!

Вера не то чтобы сожалела о том, что рассказала Зимину о себе, но ощущала какую-то неловкость.

И в то же время она почувствовала волнение — как бы приблизила и оживила образы прошлого. И уже невольно она еще раз вспомнила все подробности расставания с мужем.

Конечно, встреча с ним маловероятна. Но, даже допустив ее, Вера никак не могла представить себе, как бы это произошло, что стали бы они говорить, о чем и как. Эти два года казались ей гораздо интереснее, значительнее и полнее, чем вся ее жизнь до революции. Тогда год был похож на один длинный однообразный день. А теперь каждый день оставляет яркую, неповторимую страницу в памяти. Все изменилось. Изменился порядок вещей, человеческие отношения. Пришли новые понятия, новые слова.

Ночью она стояла перед черным окном палаты и думала о нем. Вот он задумчивый и молчаливый. «Останься, Владимир, — просила она. — Подумай. Ведь не все идут». Он посадил ее рядом с собой, и у нее вспыхнула какая-то надежда. Потом он взял ее за руки и, гладя их, сказал: «Пойми меня, дорогая. Я русский офицер. Мой долг защищать родину». — «От кого?» — «От большевиков». — «Но ведь за ними идет народ. Значит, ты идешь защищать родину от народа?»

Вера продолжала мысленно разговаривать с ним, но опять так, как стала бы разговаривать сейчас. И, беседуя таким образом, она чувствовала себя несравненно сильнее и выше, чем он.