Боевой конь

Сено было почти всё убрано, когда солдаты снова появились в наших местах. Мы были в конюшне и вдруг услышали стук копыт и грохот колёс по мощённому булыжником двору. Лошади по шестеро, тяжело дыша, тянули огромные артиллерийские орудия. А с ними были люди в серых фуражках с суровыми, ожесточёнными лицами. Я сразу понял, что они не такие, как славные фельдшеры, покинувшие нас несколько недель назад. У всех этих солдат на лицах было написано что-то странное: мрачная решимость и беспокойство. Никто не шутил и не смеялся. Таких людей мы ещё не видели. Только один старый солдат, сидевший на телеге с боеприпасами, спустился, погладил нас и заговорил ласково с Эмили.

Артиллеристы договорились с дедушкой Эмили, что они встанут лагерем на его лугу и напоят коней водой из пруда. Мы с Топторном были рады встретиться с лошадьми и весь вечер простояли, высунув головы наружу. Мы ржали, пытаясь привлечь их внимание, но они так устали, что даже нам не ответили. Вечером Эмили пришла к нам. Она была чем-то сильно обеспокоена.

– Деду они не нравятся, – заговорила она шёпотом. – Ему не нравится их офицер, говорит, он похож на осу, а осе нельзя доверять. Но завтра с утра они уедут, и снова всё будет как раньше.

Ранним утром, когда солнце только показалось из-за горизонта, в конюшню вошёл человек. Бледный, тощий, в пропылённой форме, он внимательно нас осмотрел. Его выпуклые глаза глядели без всякого выражения из-за очков в стальной оправе. Он постоял несколько минут, глядя на нас и кивая, а потом ушёл.

Позже артиллеристы собрались во дворе и стали колотить в дверь дома. Эмили и её дедушка вышли на крыльцо в пижамах.

– Я забираю ваших коней, мсье, – прямо объявил офицер в очках. – У меня одно орудие тащат всего четыре лошади, мне не хватает ещё двух. Ваши на вид крепкие, и я уверен, быстро обучатся. Так что мы их забираем.

– Но... как же я без них? – спросил дедушка. – Они обычные рабочие кони, они не смогут тащить орудия.

– Идёт война, и лошади нам нужны. Я их забираю. А как вы без них – это уже ваше дело. Меня это не касается. Армии нужны лошади.

– Вы не можете их забрать! – закричала Эмили. – Они мои! Их нельзя забирать. Деда, скажи им, ну скажи им!

Старик пожал плечами и печально вздохнул.

– Дитя моё, – тихо сказал он, – что же я могу? Как я им помешаю? Что мои косы и вилы против пулемётов? Мы знали, что рано или поздно с ними придётся расстаться. Мы с тобой не раз об этом говорили. Мы знали, что их заберут. Будь же мужественной, как твой брат. Покажи им, что ты сильная. Попрощайся с конями, Эмили, будь умницей.

Эмили отвела нас обратно на конюшню, надела недоуздки, поправила гривы, чтобы ремешки не дёргали волосы. И со слезами обняла нас по очереди.

– Возвращайтесь, – попросила она. – Непременно возвращайтесь. Я не смогу жить без вас.

Она вытерла слёзы, отбросила волосы и вывела нас во двор. Там она подвела нас к офицеру, вручила ему поводья и сказала чётко и даже строго:

– Вернёте их мне. Я даю их вам на время. Но они мои. И здесь их дом. Кормите их хорошо, берегите и обязательно верните назад.

И она прошла мимо деда в дом, ни разу не обернувшись.

Мы ушли с фермы, привязанные к телеге с боеприпасами. Я обернулся и увидел дедушку Эмили. Он улыбался нам сквозь слёзы. Но тут верёвка натянулась, дёрнула меня, и мне пришлось повернуться обратно и побежать резвее. Я вспомнил, как давным-давно я был точно так же привязан сзади к телеге и меня так же тащили неизвестно куда против моей воли. Но на этот раз со мной был Топторн.

ГЛАВА 12

Служба в артиллерии показалась нам с Топторном особенно трудной. Возможно, мы просто отвыкли от тягот военной жизни за те счастливые месяцы, которые провели с Эмили и её дедушкой. А может быть, дело в том, что за это время война стала гораздо более жестокой. Ряды орудий тянулись на многие мили, а между орудиями было не больше нескольких ярдов. Выжженная, изуродованная земля содрогалась от их яростного рокота. Раненые были повсюду, и кругом – запустение и страх.

Сама работа была не труднее, чем тогда, когда мы возили в госпиталь раненых, только теперь у нас не было теплой, уютной конюшни и не было поддержки Эмили. Война снова захватила нас. Среди грохота пушек, ужаса боя, увязая в грязи, мы тащили орудия, а нас понукали и били кнутом солдаты, которые видели в нас только средство для транспортировки пушек. Мы сами их не интересовали. Не подумайте, что они были какие-то изверги, просто ими двигала непреодолимая сила – желание выжить, – не оставившая места для заботы о ближнем, будто то лошадь или боевой товарищ.

Приближалась зима, и еды стало меньше. Зерно давали не каждый день и даже сена лошади получали совсем немного. Вскоре мы стали терять вес. А между тем битвы становились яростнее и длиннее, и нам приходилось больше работать – с утра до вечера таскать тяжёлые орудия. Мышцы болели. Нам всё время было холодно. И, даже засыпая, покрытые слоем липкой холодной грязи, мы чувствовали пронизывающий, пробирающий до костей холод.