Эмили отвернулась. Перехватила револьвер левой рукой.
— Что, сука, уйдёшь? — визгливо заорал парень. — Вот так и уйдёшь? И оставишь меня здесь подыхать? Да будь ты проклята, будьте вы оба —
Пуля прошила тощую грудь рейдера. Тот дёрнулся и медленно-медленно осел на матрас.
— Будем, — прошептала Эмили, склонившись над мертвецом и глядя в неподвижные глаза. Не было в них ничего, в этих глазах. Ни ответов на вопросы, ни гнева, ни испуга. Только её отражение.
В разбитое окно влетали снежинки. Потерянно кружась, таяли в воздухе, не долетая до пола.
— Харон, ты его помнишь? — спросила Эмили, не оборачиваясь. И так знала, что он здесь.
— Да, — отозвался гуль.
— Ты всех помнишь, да?
— Нет. Но этого — помню.
— И его отца?
— А как по-твоему, что я делал для Азрухала? — тихо и зло спросил гуль. — Ты знаешь, что я такое. А если не знаешь — что ж. Если тебе вздумается рыться в моём прошлом, ты и не такое найдёшь.
— Харон.
— Мне, видимо, надо что-то сказать? — горько усмехнулся он. — «Это неправда»? Или «Мне так жаль»?
— А мне надо ответить что-то вроде: «Ах, как ты мог?» Или: «Это чудовищно»… — Эмили обхватила плечи руками. — Может, мы просто пропустим эту фазу диалога?
— А что, можно?
— Надеюсь, да. Нет, Харон, а что ты хочешь от меня услышать? Проповедь о прекрасном и добром? От меня, серьёзно? — она прикрыла глаза. — Ну, скажем так: прекрасно, что ты отправил Азрухала на тот свет. После всего, что он заставлял тебя делать, ты отнёсся к нему очень по-доброму. Я хотела бы убить и остальных — тех, кто составлял твой контракт, — но подозреваю, что они уже мертвы. Если вдруг всё-таки нет — скажи мне, и мы это исправим. А вообще, ты мне не должен ничего объяснять. Никогда. Особенно сейчас. Видимо, гореть нам с тобой в аду на соседних сковородках — но меня компания устраивает… Ну, вот и поговорили.
— Нет там никаких сковородок, — Харон тяжело вздохнул.
— А что есть?
— Та самая пропущенная фаза, полагаю. Вообще весь этот разговор с тобой, — он помолчал. — Ещё, наверное, тот день в Ривет-Сити, когда одна юная особа решила, что месть — это дело личное, а я, как на грех, задержался с опровержением.
— То есть в твоём аду довольно-таки много меня.
— Похоже на то, — признал Харон. — А давай пропустим ещё одну фазу? Ту, в которой я говорю, что наш диалог приобретает неловкий характер, а ты вспоминаешь о степени готовности своего чертежа и длительности светового дня.
— По рукам, — кивнула Эмили, не в силах отвести взгляд от снежинок, пляшущих в бледном луче зимнего солнца.
========== 6 ==========
Раньше Эмили не верила в проклятия. Но дать рациональное объяснение тому кошмару, в который превратилась её жизнь за последние несколько дней, было просто невозможно. Всё, что могло пойти не так, шло не так, причём с максимально паршивыми последствиями.
Во время очередного марш-броска через метро один из тубусов с чертежами упал в застоявшуюся жижу из воды, мазута и грязи. Просто ни с того ни с сего лопнул ремень крепления. От удара о рельсы герметичный корпус тубуса треснул, и чертежи, и без того, мать их, неидеальные, превратились в папье-маше.
Консервы, которые Эмили тащила с собой аж от самого Ривет-Сити и на которые так надеялась, оказались безнадёжной тухлятиной. А караванщики, как на грех, обходили район экспедиции стороной. Мысль о сочном, прожаренном стейке из собачатины с каждым днём казалась всё менее безумной, вот только ни одна собака не была настолько тупа, чтобы рыскать по улицам в пять градусов по Фаренгейту.
За последние шесть дней из более-менее перспективных объектов удалось найти только фабрику по производству игрушек — с вышедшим из строя и дико фонящим генератором, просевшей крышей и оравой диких гулей на нижних этажах. Эмили прекрасно понимала, что платить за такую находку станут только из дружеских чувств, — но остальные-то были и того хуже! От юридического колледжа остались только руины; на месте, где должно было располагаться пожарное депо, и руин не осталось. А вот дома военного городка выглядели довольно крепкими — жаль только, что их стены едва ли не светились от радиации…
Ох, ну и конечно, простуда. Сухой, лающий кашель прицепился к Эмили ещё с начала января, и с каждым днём становился всё назойливее и мучительнее. Он мешал спать по ночам, раздирал изнутри горло, отдавался болью в груди. По ночам Харон, вопреки обыкновению, стал разводить огонь, чтобы Эмили могла согреться — но это не помогало, хотя она подтаскивала спальный мешок почти вплотную к костру. Наверное, чтобы прогнать ломоту из костей, и залезть в пламя было бы недостаточно.
В общем, если бы Высшие Силы хотели сообщить Эмили, что она свернула куда-то не туда и занимается чем-то не тем… что ж, более ясные намёки и представить себе было сложно.
В тот день она проснулась на заре, после двух или трёх часов беспокойного, мутного сна. Проснулась, дотронулась непослушными замёрзшими пальцами до лба — и выругалась. И без градусника было ясно: дело дрянь.