Боевой шлюп «Арго»

Бар был набит бородатыми типами в кожаных куртках, как будто вынырнувшими из старинного двухмерного фильма, и их громкоголосыми подругами. На этом фоне черный пиджак И и голубенькое, в белый цветочек платье Евы выглядели странновато. И заказал кукурузное виски. Ева тянула через соломинку что-то местное, крапивно-зеленое и с шапкой густых сливок.

– Вы всегда пьете виски?

И покосился на пятно сливок в уголке рта Евы и промолчал.

– Вы неразговорчивы. Таинственный и молчаливый, как полагается детективам. – Женщина рассмеялась, закинув кудрявую голову. Судя по всему, зеленый напиток был не столь безобиден, как казалось на первый взгляд.

– Я погляжу, ваша религия не настаивает на воздержании, – буркнул И.

– Моя религия? – Ева пренебрежительно фыркнула, разбрызгивая сливки. – У меня нет никакой религии. И уж воздерживаться я точно не собираюсь. Не хотите ли со мной потанцевать?

Древний музыкальный автомат в углу, заставленный пивными бутылками, тянул что-то заунывное.

– Нет, не хочу. Как, кстати, вы объяснили свое отсутствие мужу?

– А откуда вы узнали, что я замужем? – подозрительно спросила Ева.

И вздохнул:

– Вы же сами сообщили мне свое настоящее имя. Марта Брюннер, в девичестве Шпильцехен, идентификационное свидетельство номер ЕН1276743. Муж, Герберт Брюннер, работает на фабрике по производству упаковочных материалов. Двое детей, девочки, Люси и Анна. Вы замужем уже восемнадцать лет. Мужу, я так полагаю, не изменяете…

– Держите свои предположения при себе.

– Не изменяете. Нигде не работаете, то есть являетесь домохозяйкой. Вы знаете, что частота психозов среди женщин среднего возраста, а особенно домохозяек, в три раза выше, чем среди остальных социальных групп?

– Вы считаете меня сумасшедшей?

И отхлебнул виски и покосился на бармена, деловито протирающего стаканы. Протирающие стаканы бармены И не нравились. Почему-то они всегда предвещали неприятности.

И любил бары и общественный транспорт. Любил, потому что, находясь на самом виду, здесь всегда можно было оставаться незамеченным. Если бы дать И волю, он полжизни провел бы в бесконечном экспрессе, кружащем по кольцу. При условии, конечно, что экспресс был бы оборудован баром, а в баре имелось бы кукурузное виски.

– Я не считаю вас сумасшедшей, – сказал И. – Иначе меня здесь не было бы.

Ева молча соскользнула с табурета, прошла к музыкальному автомату и что-то ему нашептала. Автомат разразился дикой смесью польки и фокстрота. Женщина в голубом платье, с голубыми глазами, которые в тусклом здешнем свете выглядели почти черными, подошла к И и протянула руку ладонью вверх:

– Вы станцуете со мной?

И качнул головой.

– Хорошо, сидите.

Она выбрала какого-то рыжего, долговязого, молодого и даже, кажется, совсем не байкера. И попивал виски и смотрел, как двое кружат между бильярдными столами, как рыжий все нахальней мнет ягодицы под ситцевым платьем, как закидывает голову и трясет нелепыми кудряшками женщина в голубом. Потом музыка кончилась, но рыжий, конечно, не остановился. Рыжий потащил партнершу к двери в туалеты, та замялась и попыталась вывернуться, но рыжий не отпустил. И понял, что бармен не зря протирал стаканы. Он, впрочем, давно это понял.

Надо было бить сразу, но И так не мог. Для начала он вежливо похлопал рыжего по спине. Тот обернулся, осклабился потным и веснушчатым, очень молодым лицом:

– Тебе чего, папаша?

– Отпусти ее. Разве не видишь – она тебя не хочет.

– Твоя, что ли, баба? Так бы и сказал. Тьфу. – Мосластые руки разжались. Рыжий даже подтолкнул задыхающуюся Еву к детективу. – Иди, иди со своим старичком. На кой ты мне сдалась? Жопа в дверь не пролазит, ноги кривые, а туда же, выёживаться.

Губы Евы задрожали, и, несильно размахнувшись, она влепила парню пощечину. Из длинного носа тут же закапала кровь. Рыжий обиженно взвыл:

– Ты чё? Ты чё, а? Сука, нос мне сломала…

Юнец протянул веснушчатую пятерню, намереваясь сграбастать Еву за ворот или, может, за горло. И опять темное чувство безнадеги охватило детектива, когда он резко развернулся и ударом локтя сломал-таки парню нос. Рыжий рухнул на пол, обильно заливаясь кровью. В зале загудело. Двое или трое байкеров покрупнее выдвинулись вперед. Один схватился за кий. Рыжий, конечно, был здесь чужаком, но все же чужаком меньшим, чем детектив в черном помятом костюме и с бледным, без загара, лицом.

– Надо бежать, – шепнула Ева, больно вцепившись И в руку.

Детектив смотрел на того, кто стоял впереди, с кием. Здоровенный детина, борода заплетена в неопрятную косу. Наконец решившись, здоровяк качнулся – драться он не умел и выставил кий вперед, как неопытный хоккеист выставляет клюшку. И стряхнул вцепившиеся в него пальцы и через секунду уже был рядом с бородатым, нет, через секунду борода уже была намотана на кулак, кий отброшен, а его недолгий владелец стоял на коленях, глаза вровень с бильярдным столом. И склонился к уху байкера и негромко спросил:

– Как тебя зовут, парень?

Ошеломленный такой резкой сменой обстоятельств, тот послушно выдал:

– Борг.

– Борг? Очень хорошо. Смотри, Борг.