Молосс лежал передо мной, слабо перебирая лапами: как и я, он был весь в песке, прилипшем ко взмокшей и окровавленной шкуре. Во многих местах попорченной. Бедняга. Мои клыки поработали на славу.
Его унесли. Подошли двое и выволокли за пределы ринга. Я не знал, что там с ним будет дальше, а в ту минуту не очень-то интересовался этим, потому что имелись более неотложные заботы. Впрочем, если раны у него не очень глубокие, его полечат и приготовят к другим боям. Если же хозяева решат, что ни пользы, ни проку от него больше никакого, то пристрелят – ну, или (это самый немилосердный вариант) просто бросят умирающего или искалеченного на произвол этой самой судьбы.
Я ощутил горечь во рту, глядя, как утаскивают с арены моего противника. Не имеет значения, как он жил, как дрался, подумал я. Не имеют значения ни верность твоя, ни отвага – побежденному гладиатору суждена такая награда.
И вот настал наконец момент. Пришло время выполнить то, над чем я столько размышлял. А было это, поверьте, непросто.
Говорил уж и не раз, что я невеликого ума пес, тем более что на голову мою столько лет обрушивалось всякое, что многое в ней спуталось, и она никак не может служить образцом ясности мышления. Однако порода моя – или смесь пород – предполагает известную твердолобость. Такие псы – воплощенная верность, было б только кому ее хранить. Дайте такому, как я, идею, хозяина или цель в жизни – и он, сцепив зубы, будет напролом пробиваться к этому. Не то что на жертвы – он на смерть готов идти. И в этот миг я наконец ухватил мысль, которая вертелась в голове уже несколько часов. Да, разумеется, я знал, что дело может кончиться плохо. Что меня застрелят на месте или забьют до смерти, превратив в кровавый мешок с костями. Однако таков был мой план, и другого не имелось.
Когда подошел человек с поводком, намереваясь увести меня с арены, я повернулся к нему и залаял предупреждающе, свирепо и дико. Это был лучший лай в моем небедном репертуаре. Человек остановился в растерянности, а вокруг ринга стало тихо.
Человек грубо обругал меня по-своему, насколько я понял по его оскорбительному тону, обозвал какими-то нехорошими, обидными словами и вновь попытался приблизиться с поводком наготове. На этот раз я лаять не стал, а просто оттянул верхнюю губу, чтобы видны стали клыки, и сопроводил это протяжным хриплым рычанием крайней степени свирепости. Такой вот глуховатый, угрожающий, недвусмысленно опасный рык каждому, кто имеет хоть какое-то представление о собаках, советует держаться подальше. Человек с поводком, вероятно, представление такое имел и потому не стал подходить ближе. Тишина вокруг меня сделалась такой густой и плотной, что хоть ножом ее режь.
Внезапно в моем поле зрения возникли еще чьи-то ноги. А вдоль одной свисала плеть. Вот она с басовитым свистом взметнулась в воздухе, однако я знал эти штуки – и, скажу вам, знал их не понаслышке, а на собственной шкуре – и ожидал чего-то подобного. И прежде чем плеть обрушилась на меня – прыгнул вперед, к самым ногам этого человека, и тот, споткнувшись, торопливо отпрянул. Тут вокруг ринга грянули крики и хохот.
Но тут у меня за спиной раздался металлический щелчок. Это было нечто новое, и я медленно обернулся. И взглянул в черные зловещие зрачки наведенной на меня двустволки.
В собачьей нашей жизни случаются моменты, когда надо все, как говорят люди, поставить на карту. И в такой ситуации много значат наша репутация и манеры. Наше поведение. Среди людей встречаются всякие: есть достойные личности, которые дают нам образование, любовь и счастье, а есть всякая мразь, не заслуживающая права владеть псом, – негодяи, паскудящие нашу жизнь и ввергающие нас в печаль, в заброс, в одиночество, в ужас и безумие. Но и среди последних разные бывают – от безмозглых животных, чье тупое зверство озадачит любого зверя, и до таких, у кого семь пядей во лбу и кто умеет рассуждать умно.