Боевыми курсами. Записки подводника

Но вот мой неглубокий сон прервал шум лебедки зенитного перископа, который непривычно часто поднимался и опускался. Также необычен был возбужденный разговор между вахтенным офицером и штурманом. Они попеременно что-то пеленговали и наносили данные на карту.

Не дожидаясь приглашения, я встал с дивана и подошел к штурманскому столу. Вахтенный офицер доложил, что по курсу впереди на горизонте он обнаружил самолет-амфибию, который летает переменными курсами в одном и том же секторе. Мы изменили курс и легли на средний пеленг этого сектора. В скором времени прямо на носу показались малые цели. Теперь я был всецело поглощен распознаванием среди множества целей в поисках таких, которые мы могли бы атаковать.

Объявив боевую тревогу, мы пошли в торпедную атаку. Когда приблизились, я понял, что идут буксиры с баржами. На корме у последних были развитые надстройки, а вместо круглых иллюминаторов были вставлены обычные застекленные рамы, которые вряд ли могли выдержать мощные удары морских волн. Я пригласил к перископу старпома, чтобы он смог высказать свое мнение. Он тщательно рассмотрел цели в перископ и доложил, что перед нами мелкосидящие речные дунайские баржи, поэтому атаковать их торпедами бесполезно. Я с ним согласился, но все же решил выйти в торпедную атаку, чтобы избежать обвинений в нерешительности.

Поднырнув под головную баржу, благо курсовой угол был острым, мы всплыли под перископ с противоположного борта и с дистанции двух кабельтовых выстрелили двумя торпедами из кормовых торпедных аппаратов по второй барже. Торпеды с установкой глубины хода один метр шли неуверенно: иногда они зарывались на глубину или, подпрыгивая на волнах, выскакивали на поверхность.

Немецкий наблюдатель, стоявший на носу баржи, увидев мчащиеся на него торпеды, в ужасе замахал руками, а затем бросил свой боевой пост и очертя голову побежал по палубе к корме…

Но увы, первая торпеда прошла впереди перед носом баржи, вторая — под баржей. Я тут же решил атаковать баржи артиллерией, но, к нашему великому сожалению, кружащий над нами фашистский самолет заставил нас уйти на глубину.

Досадно было упускать врага, однако тут мы ничего не могли поделать. Это действительно были мелководные дунайские баржи, которые были неуязвимы для торпед, а сверху их предусмотрительно прикрывал морской разведчик. Видно, немцы стали более обстоятельно формировать транспортные караваны и надежней их защищать. Нам же оставалось продолжать искать другие суда противника да сетовать на безрезультатный расход торпед, хотя, надо заметить, по приходе в базу командование бригады одобрило мое решение стрелять по баржам…

В вечерние сумерки мы всплыли в надводное положение и приступили к зарядке аккумуляторной батареи. Когда совсем стемнело, я поднялся на мостик, и вдруг, прямо по носу, в нескольких метрах от форштевня на гребне волны на миг показалась плавающая мина, которая моментально скрылась между волнами. Создалось критическое положение: уклоняться от мины маневром было уже поздно — и мина зловещим черным шаром неотвратимо приближалась к носу подводной лодки. Вот она снова появилась на белом гребне и снова скрылась в развалинах волн. В следующую секунду мина вновь промелькнула перед нашими глазами и снова скрылась. Мы, затаив дыхание, продолжали наблюдать за нею и ожидали ее взрыва, которого, казалось, теперь не миновать. Был миг, когда она оказалась выше палубы подводной лодки и на мгновение как бы замерла на гребне волны и вот-вот неотвратимо должна была удариться о палубу и… Но вот прошло немного времени — и мина, как бы нехотя, вместе с пенящимся гребнем скатилась в новую ложбину волн напротив носовой пушки и, постепенно отдаляясь от борта, вскоре скрылась за кормой.

Напряжение достигло предела, все находящиеся на мостике с молчаливым беспокойством всматривались в поверхность моря, провожая тревожным взглядом смертоносный шар. А когда опасность наконец миновала, у всех нас невольно вырвался вздох облегчения…

Я посчитал излишним напоминать наблюдателям об усилении бдительности. Они так зорко следили за поверхностью моря и так много пережили, что понукать их в данном случае не было никаких оснований.

И вновь нашему штурману пришлось вести две прокладки: плавания подводной лодки и дрейфа плавающей мины…

Медленно приближался рассвет. Наконец наступил долгожданный момент отдыха, мы погрузились на безопасную от таранного удара глубину, поужинали, и команда, кроме ходовой вахты, легла спать. Однако это был короткий и неспокойный сон.

— Просьба командира в рубку! — снова сквозь дрему услышал я голос вахтенного командира Гаращенко.

Эта деликатная на первый взгляд фраза: «Просьба командира в рубку!» — в действительности означала, что вахтенным офицером в перископ обнаружены корабли противника или другие цели и это обстоятельство требует безотлагательного присутствия командира на мостике, в боевой рубке или в центральном посту. Морской этикет не позволяет иначе обращаться к капитану корабля.

Я вскочил с дивана и скользнул в дверь центрального поста.