— Акустик слышит шум винтов нескольких целей, хотя в перископ их пока не видно, — доложил мне вахтенный офицер.
Я сразу скомандовал:
— Боевая тревога!
— Боевая тревога! — громко отрепетовал старпом.
Личный состав быстро занял свои места по боевой тревоге. Я поспешил в боевую рубку и поднял командирский перископ. По пеленгу, данному акустиком Ферапоновым, я обнаружил небольшие цели: это снова были быстроходные десантные баржи, следовавшие друг за другом в кильватер головному кораблю. Везло нам на них!..
Мы вышли в торпедную атаку по головной барже, и, когда она пришла на нить перископа, я с дистанции 2,5 кабельтовых дал залп из всех носовых торпедных аппаратов. Торпеды одна за другой покинули аппараты и со скоростью курьерского поезда помчались к вражеским кораблям. Напряженное чувство ожидания взрыва торпед охватило всех нас, мы считали секунды, тянувшиеся медленно, медленно… Наконец, отчетливо раздались взрывы торпед, попавших в цель. Теперь нужно было срочно погружаться и маневрировать, так как противолодочные корабли старались нащупать нас и сбрасывали глубинные бомбы серия за серией.
Подводная лодка быстро циркулировала влево. После короткой паузы мы вновь услышали разрывы глубинных бомб, но они ложились уже в стороне. Такая небрежность фашистов объяснялась просто: они не преследовали нас, они спешили в Севастополь.
— Товарищ командир, разрешите поздравить вас с победой! — обратился ко мне Николай Николаевич Прозуменщиков.
— Благодарю вас, Николай Николаевич, но это мне положено поздравить всех вас с очередной победой. Товарищ Быков, передайте по отсекам мое поздравление с победой всему экипажу.
— Есть передать по отсекам ваше поздравление с победой, — репетовал Быков, и тут же понеслись его команды по кораблю. — В первом, втором, четвертом, пятом, шестом, седьмом, — громко передал команды Быков.
— Есть в первом! Есть во втором! Есть в четвертом! Есть в пятом! Есть в шестом! Есть в седьмом! — бодро ответили командиры всех отсеков.
— Командир подводной лодки поздравляет весь личный состав с боевым успехом.
В ответ раздались оживленные возгласы…
Отойдя от места атаки фашистского десантного корабля на несколько миль на запад, мы приступили к перезарядке носовых торпедных аппаратов. Как и все предыдущие перезарядки, она прошла успешно в еще более короткие сроки. Торпедисты Неронов и Ванин вновь продемонстрировали свое высокое мастерство и умение. И вновь боевой листок запестрел благодарственными словами в адрес наших прославленных торпедистов.
Через день мы вновь повстречали врага, но на этот раз поменялись ролями: охотниками были немецкие противолодочные корабли. Они обнаружили нас вскоре после нашего очередного предутреннего погружения. Первая серия глубинных бомб разорвалась прямо над нами, от взрыва с подволока и бортов посыпалась теплоизоляционная пробка, и погас свет во всей подводной лодке, но электрики, невзирая на продолжающуюся бомбежку, быстро устранили неисправность освещения. Противник упорно преследовал нас, взрывы глубинных бомб сотрясали корпус подводной лодки в течение многих часов. Всего было сброшено и зарегистрировано 65 разрывов глубинных бомб.
На бомбежку каждый реагировал не похожим друг на друга образом. Рыжева клонило в дремоту, кто-то то и дело хлопал дверью гальюна, некоторые принимались бесконтрольно уничтожать приготовленные для продажи запасы. Борис Максимович Марголин с присущей ему лукавой улыбкой между рисованием катеров и разрывов складывал руки крест-накрест и почесывал правой рукой левый локоть и наоборот, периодически бормоча себе под нос, что, мол, не попадет гад; вот и в этот раз промазал. Емельяненко начинал без конца кашлять, держась за горизонтальные рули, а Голев, оказывающийся по боевому расписанию у ног боцмана, закрывал глаза и приоткрывал рот, складывая губы в трубочку. А я или протирал коленями в боевой рубке паел, крутясь вместе с перископом, или, если погружались ниже перископной глубины, сидел в рубке и обреченно ждал доклада о течи, повреждении или чьей-нибудь травме. Последнего я боялся больше всего, мне не хотелось никого терять, лишь бы все остались целы…