Бог без машины

Физтех — городок в табакерке. Вроде недалеко от Москвы, но не в черте, особняком. Студентам внушают, что они инновационный спецназ, люди серьезного назначения. Страна держится на создаваемых и поддерживаемых выпускниками технологиях. Чтобы стать достойным бойцом, ты должен безоглядно учиться, два курса штудировать матан и тервер так, чтобы зубрить, зубрить и падать на койку, а потом подъем и вновь подвиг. Ближе к концу учебы можешь определиться со специализацией, но знай: ты нужен, тебе найдется дело, учись.

Так физтех определял себя во времена СССР, но нулевые изменили диспозицию, и Камиль осознал, что дела не находится и государству он не особенно нужен. Также его беспокоила проблема человека, удолбанного физикой, математикой и программированием, — такой человек перестает замечать других людей, ему легче с формулами и кодом. Чтобы не превратиться в аутиста, Камиль вернулся в горы.

Он записался в секцию туризма при МГУ и, пройдя несколько походов, почувствовал себя увереннее. Я помню Камиля по тренировкам — стриженый и наглый, он лез на двух коротких ледорубах по стремящемуся к вертикали льду, и на каске его фосфоресцировало: хочу власти. (Потом он скажет, что если что-то и было такое, то от комплексов.)

Когда Камилю разрешили руководить группой, он прославился жестким отбором участников. Им надлежало молниеносно работать с веревкой, бегать кроссы и лазать на скалодроме. Известно, что тираны в душе нежны. Я встречал Камиля на концертах Зои Ященко, которая хрупко пела про белую гвардию, белый снег, белую музыку революций.

Впрочем, любовь к суровому стилю управления у Камиля быстро исчезла. Клуб славился тем, что руководителей учили управлять без насилия и крика — вот и Камиль научился.

Однажды брат пригласил его на Тянь-Шань — но не в горы, а поработать. Брат стал акционером машиностроительного завода, а Камилю предложил написать для завода сайт.

Его водили по цехам, знакомили с технологиями и производственными схемами, а он думал, как резко вознеслись вверх одни и уменьшилась и без того малая ценность других. Менеджмент с иголочки, в костюмчиках, относится к рабочим как к автоматам. Рабочие серы как мыши, а их доходы ничтожны. Камиль ходил и прикидывал не как писать сайт, а как оптимизировать процессы, снижать издержки и повышать эффективность. Созерцание межклассовой бездны разбудило в нем прогрессора.

Камиль устроился в консалтинговую компанию Strategica, чьей миссией было спасти страну от бестолковости, помогая бизнесменам строить процессы разумнее. Неудивительно, что физтеховцу понравился консалтинг.

Камиль наставлял компании средней руки, не более 30 миллионов долларов оборота. Сначала он горел прогрессорством, но затем потух. Исследуя бизнесы, он понимал, что часто компания нанимает его для галочки, а советы слушать не намерена. Где-то самому приходилось прибегать к натяжкам. «Меня не покидало стойкое чувство: занимаюсь чем-то не тем, — вспоминал Камиль. — Менялись клиенты, презентации, но не было ощущения смысла».

Тревожно, если тебе под тридцать. Камиль поехал искать смысл в лучшую школу мира. Математический тест для физтеховца — раз плюнуть, а английский подтянул быстро.

Когда его спрашивали: «Ты вернешься из Стенфорда?» — Камиль отвечал: «Мне страна успела дать много, школу, поселок, физтех, — и теперь я должен вернуть долг».

Этот социал-идеалист и вообразить не мог, что прилетит из-за океана владельцем венчурного стартапа.

1997–2004, МОСКВА

Макс сидел в конторе, которая готовит студентов к экзаменам в бизнес-школы, и недоумевал. Его окружали мальчики и девочки из корпораций и банков, переговаривавшиеся на птичьем языке и надоедавшие лектору вопросами об эппликейшнах, коммитменте и профайле.

Что у меня общего с ними, думал Макс, но птичий гам не затмевал его главный вывод — из «топовых» бизнес-школ Стенфорд лучше всех подходит тем, кто хочет начать свое дело. Макс уже выстроил два бизнеса, но чувствовал, что это была тренировка — причем не самая удачная, — и поэтому полез выяснять, чему же такому учат в Стенфорде.

Он вырос в подольском дворе, в квартале, где мужской пол из всех искусств предпочитал бокс, желательно на уровне кандидата или мастера. У них был необычный кодекс — никаких бандитских замашек, вызовов на стрелки, скликания братвы, чтоб рубиться стенкой на стенку. Хочешь подраться — дерись прямо сейчас.

Впрочем, боестолкновения происходили нечасто. Макс и его друзья больше играли в государства с разными системами правления. Была, к примеру, монархия, которой управляли король с мушкетерами (как раз прогремел сериал по Дюма). Каждой стране двор придумывал иерархию разных должностей, ходила своя валюта, были вещи, которые можно за нее купить. Макс привык формулировать и лоббировать условия этих игр.

В начале 90-х декорации менялись так же стремительно, как в дворовых державах. Отец Макса, ученый из Института стали и сплавов, обнаружил завод, где редкий вид стали производится за копейки, — в то время как по рынку мечутся покупатели, которым эта сталь позарез нужна.