Бог и человек. Парадоксы откровения

Теперь представьте, что Он перешел из непроявленного состояния в проявленное. Нашим физическим зрением мы разницы не почувствуем: для нас Бог продолжает оставаться незримым. Но теперь уже нельзя сказать, что вообще ничего не существует: из Бога исходят невидимые духовные «энергии», возникают духовные образы, духовные существа, составляется иерархия духовных существ. Если бы мы обладали духовным зрением (а это возможно для тех, в ком присутствует дух), мы бы увидели, что мир вокруг нас вовсе не пуст, что он весь заполнен духовными сущностями, что кругом циркулируют духовные «энергии». Пусть это будет второе выражение Бога. (Это не что иное, как духовный план, духовный мир, который уже существует.)

Если бы мы впервые взглянули на мир в этот момент (предположим, что мы обладаем-таки духовным зрением), то увидели бы только второе выражение Бога, а первое оказалось бы скрытым, оно было бы заслонено от нас вторым. И если бы про первое выражение нам никто не сказал, мы бы и не догадывались о его существовании. Но не будем забывать: первое выражение — это тоже настоящий Бог, даже более настоящий, чем во втором выражении!

Теперь переходим к третьему моменту. Наконец возникает вещественный мир — знакомая нам вселенная, видимая обычным физическим зрением. Это — тоже выражение Бога (в нашей классификации — Его третье выражение). В этой форме Бог нам кажется доступным и близким — мы все видим, слышим, осязаем. Предположим, что мы — обычные люди, не имеющие в себе духа, не обладающие духовным зрением. Мы видим только то, что вещественно, что обладает физическими качествами. Эта вещественность, эта физическая форма Бога заслоняет от нас другие его выражения — первое и второе. Мы их не видим и не ощущаем. Даже не догадываемся о них. Если бы нам про них не рассказали, мы бы так и оставались в блаженном неведении. Мы бы оценивали книгу мира только по ее обложке, не будучи в состоянии заглянуть внутрь и ознакомиться с подлинным ее содержанием.

Итак, обладая только физическим зрением, мы видим Бога только в его вещественном выражении. Такого Бога мы изображаем, такому поклоняемся, к такому обращаем свои просьбы и молитвы, такому преподносим дары, с таким пытаемся заключить сделку. Но не принимаем ли мы за настоящего Бога лишь его временную внешнюю оболочку? Это ведь все равно, что принять за человека оставленное им в гардеробе пальто — и пытаться вести с ним переговоры. Возможно, сам Бог уже давно ушел, осталась лишь его одежда. Что служит нам объектом поклонения? Плащаница Христа, остатки креста, на котором он был распят, его изображения (иконы), не похожие, кстати сказать, одна на другую.

Духовной форме Бога (второму выражению), не говоря уже о первом, вовсе непроявленном, обычный человек не поклоняется. Он даже не может понять, о чем тут речь. Да и чему поклоняться — ничего ощутимого ведь нет! Вот мощи святых — это понятно, это можно увидеть и потрогать. Иконы — тоже доступно. Идея Богоматери близка и понятна — у каждого ведь была мать. А что такое Святой Дух? — какой-то голубь… Да и не голубь вовсе — нечто бесплотное.

Именно поэтому бог Эа заслонил собой для древних вавилонян верховного бога и отца всех богов Ану — тот был слишком далек, слишком недоступен, всегда действовал не сам, а через посредников. А позже и Эа оказался потесненным деятельным Мардуком, который, как считалось, непосредственно организовал жизнь людей на земле, то есть был чем-то вроде Христа в христианской Троице. Именно поэтому ведический Брахман оказался оттеснен в индуизме на задний план, уступив место более деятельному и периодически воплощавшемуся в виде земных существ Вишну. Повсеместно, во всех религиях главные боги становились богами второго и третьего плана, а на первое место в культовой практике выдвигались боги более прагматичные, более деятельные, более «посюсторонние».

Между тем, все три выражения Бога отражают одно и то же — существо Бога. Ни одно из них в отдельности не способно охватить всю божественную сущность, дать полное представление о Боге. Три выражения Бога — это не три Бога, а один и тот же. Это то же самое, как если рассматривать человека утром, встающего ото сна, в полдень, занимающегося работой, и вечером, когда он отдыхает, — это будут три разные формы, но один и тот же человек. Если мы не будем знать все три его формы, мы вряд ли составим о нем полное представление.