Бог играет в кости (СИ)

— Стреляй, черт тебя побери! — завизжал Траск.

Андрэ всем телом развернулся на звук его голоса, держа на уровне пояса арбалет. С люстры сорвалась раскаленная капля воска, и шлепнулась на нежную, розовую шею толстяка. Тот вздрогнул и отпустил крючок…

Траск, распахнув удивленные глаза, округлил губы, собираясь что-то сказать, но изо рта, заливая рубашку и смокинг, хлынула кровь. Болт попал прямо в ямку под грудиной, пробив живот.

Он медленно прислонился к стене. Протянул руку к помощнику, все еще пытаясь что-то сказать, но смог выдавить только кваканье.

Андрэ уронил арбалет и подошел к хозяину. Я думал, он хочет коснуться пальцев Траска, но вместо этого толстяк схватился за болт и вырвал его. Траск упал.

Держа окровавленную стрелу, Андрэ смотрел на бессильно хватающее воздух тело на полу, и смеялся. Самозабвенно, взахлеб, как дитя, которому показали смешной фокус… Он хохотал все громче и громче, смех гулко метался меж каменных стен, казалось, от звуков его голоса люстра раскачивается все сильнее…

ГЛАВА 53

ИЛЬЯ ВОРОНЦОВ, ДАНИЯ.

Он сошел с ума. Безумие так и перло из толстяка, окружая его почти ощутимой аурой. Хохоча, запрокинув голову, зажав в кулаке окровавленную стрелу, он метался по залу, ничего не замечая вокруг. Ноги его то и дело заплетались. Больше всего я боялся, что этот гигант, в своем беспорядочном беге, наткнется на рычаг дыбы. Что там говорили наши? Андрэ — аутист. Это они поняли, изучив профиль помощника и проанализировав его поведение…

Крыша у несчастного окончательно протекла, когда выяснилось, что Джонни сам пришил мамочку… Надо его отвлечь, как-то успокоить… Лилька говорила, у аутистов — детское сознание… Чем обычно успокаивают детей?

Как вспышка: я маленький, и боюсь спать, когда в окно, медленно двигаясь по стене, светят фары с улицы… Мне кажется, что это — глаза чудовищ. Бледно желтые, как полусырой яичный желток… Я хочу спать со светом, но отец запрещает оставлять ночник. Мама говорит, что споет мне волшебную песенку, и я ничего больше не буду бояться… Она сидит на краешке моей детской кроватки, и можно погладить её пушистые, мягкие волосы…

…Спи, моя радость, усни…

Голос мой улетел под гулкие своды, и там потерялся. Я запел громче:

В доме погасли огни…

Рашид утверждал, что чудесником может стать каждый. Нужно только прислушиваться к интуиции.

Рыбки уснули в саду…

Птички затихли в пруду…

Если б мне кто-нибудь сказал, что я буду петь колыбельную психу, сидя связанным, в подземелье замка…

Месяц на небе висит…
Что-то там в окошко глядит…

Андрэ, всхлипывая, приостановился. У меня перехватило дыхание.

Черт, как там дальше… Но он же не понимает слов, ему, главное, голос…

Глазки скорее сомкни…
Спи, моя радость, усни…

Всё это время я пытался освободиться. Пальцев на правой руке не чувствовал, зато локоть и плечо простреливало так, что впору было завыть. Ладно… Хуже уже не будет. Рванувшись, я выбил плечо из сустава, веревка ослабла.

Выпутываясь, я поглядывал на Андрэ. Тот уже не бегал, а слепо и упорно тыкался в стену, всё так же стискивая в кулаке стрелу…

Черт, певец из меня… Что там было-то еще? Кажется,

Дверь ни одна не скрипит…

Только бы не дать петуха, не испортить всё дело…

Мышка за печкою спит…

Или это сверчок был… Черт, не помню…

В общем, скорее усни…
Глазки мой мальчик сомкни…

Толстяк как будто и вправду спал! Уперевшись лбом в стену, он весь осел, оплыл, и со спины был похож на Пряничного человечка…

Освободившись, я попытался вскочить, но рухнул, как подкошенный, больно ударившись коленями и скулой. Весь затек.

Резким ударом я вправил плечо и, пережив обморочный приступ, бросился к Лёшке. Он был без сознания, но на голом животе, в ямке пупка, бился пульс.

Так… Так… Что я помню о дыбе? Вроде бы, ослаблять натяжение резко нельзя: мышцы сократятся и вывихнут руки-ноги из суставов… Где-то это в кино было, про инквизицию. Значит, нужно осторожно, по чуть-чуть…

Заставив себя взяться за рукоять, я сдвинул ворот. Лёшка застонал, но в сознание не пришел. Ладно… Воды бы. Где-то была вода, его же Андрэ поил! Схватив бутылку, я капнул Лёхе на губы. Потом, плеснув в ладонь, побрызгал лицо. Позвал.

Черт… Но жилка на пузе продолжала биться. Разжав зубы, я влил воду ему в рот и приподнял голову. Он глотнул, и закашлялся. Открыл глаза…

— Ты?

— Ага. Ты как? — идиотский вопрос, но надо же что-то сказать…

Лёшка прикрыл веки. Я испугался, что он снова потеряет сознание. Слегка похлопал по щеке…

— Лёх… Ты потерпи. Быстро нельзя… Потерпи немного, и я тебя сниму… А ты, если можешь, «щелкни», чтобы всё сложилось, лады?

Язык прилипал к нёбу. Я сделал крошечный глоток из бутылки, и снова дал напиться Лёшке.

— Траск мертв? — спросил он, отдышавшись.

Я оглянулся. Фигура на полу не двигалась.

— Кажись, да. Сейчас, Лёх… — я протянул руку к рычагу.