Бог играет в кости (СИ)

Лёшка снова опустил веки. Ассоль поднесла к его губам грушу с трубочкой, выдавила несколько капель. Он глотнул, но глаз не открыл. Я тоже молчал. Пусть отдохнет… А я пока поразмыслю.

Если подумать, всё сходится: еще Макс говорил, что в сети орудует какой-то совсем необыкновенный хакер. И он нас все время опережал. Особенно, когда дело касалось современных электронных штучек… Камер слежения, телефонов и прочей такой фигни… Интересно, наши что-то такое подозревали, или тоже ни сном ни духом? Однако отец специально привез ту глушилку, Сверчка!

Неужели они знали? И послали нас, ничего не сказав… Ах ты!.. На мгновение я ослеп от злости. Снова нас использовали. Поубивал бы, ей Богу…

ГЛАВА 55

АЛЕКС МЕРФИ

…Открыл глаза. Последнее, что я помнил — это боль, темнота и запах горячего воска. Но сейчас, в широком окне я вижу море, свинцово-серое, белесое, а за ним, на далеком горизонте — солнце. Оно поднимается из воды раскаленным шаром, расцвечивая небо оранжево-красным. Совсем, как волосы Ассоль…

Шевелиться страшно. Хотя ничего не болит, кажется, что тело собрано на проволочках. Я — чудовище Франкенштейна, оживленное гальваническим током…

Очень тихо, только рядом попискивает какой-то прибор — я вижу его краем глаза, не поворачивая головы. Всё кажется: стоит двинуть хоть одним мускулом, и я рассыплюсь на кусочки.

Слышу негромкий шорох, затем вижу любимое лицо. Осторожно растягиваю губы в улыбке, — кажется, кожа ссохлась, как глина на солнце, и трескается.

Ассоль вкладывает свою руку мне в ладонь, и я слегка сжимаю пальцы. В кожу впивается что-то твердое. Пытаюсь скошенными глазами рассмотреть, что это может быть, но не получается. Ассоль подносит ладонь к самому моему лицу… Игральные кубики. Один из них я вечность назад отдал ей, а второй, кажется, потерял.

Как трудно, оказывается, начать разговор.

Наклонившись, Ассоль целует меня в уголок губ, и я чувствую на щеке её волосы, тот особенный, её запах… Щека становится мокрой.

— Не плачь. — говорю я. — Теперь уже всё хорошо.

— Это не я. Это ты плачешь… — и она прикасается кончиками пальцев к моей щеке.

Я моргаю, чувствую кожей горячие дорожки, и не думая, поднимаю руку. Вернее, пытаюсь поднять, но рука только слабо подергивается. Со страхом смотрю на взбунтовавшуюся конечность.

— Тебе дали мышечный релаксант. Лиля сказала, ты скоро поправишься. Нужно только немножко полежать.

Я оглядываю комнату. Всё белое: стены, потолок, мебель…

— Это госпиталь?

— Ну да. Дядя Саша договорился. Они в общем-то неплохие люди, только зашуганные бюрократией. Пока не позвонил мэр Копенгагена и не сказал, что ты — его личный друг…

— Ты побудешь со мной? — спросил я Ассоль, глядя на пламенеющее в рассвете море, потому что боялся смотреть на неё. Я ведь её оттолкнул, вечность назад…

— Я люблю тебя. Я буду с тобой всегда.

По щекам вновь побежало горячее. Совсем расклеился. Ну ладно, один раз — можно.

Потом пришел Илья — кажется, я рассказывал ему про Разум. А потом…

…Я наверное заснул, а когда проснулся, на пороге стоял отец и смотрел на меня. Губы и подбородок у него дрожали. На щеках серебристая щетина — он даже не успел побриться.

— Ал! Ты в порядке? Мне сказали, ты в коме… — он недоуменно посмотрел на Ассоль, та молча отошла к окну. — Как ты себя чувствуешь? Эта женщина… — он оглянулся на Лилию, — Я ей не поверил!

— Тем не менее, ты здесь. — слёзы вновь подступили к глазам. — Ты пришел…

— Ну разумеется пришел! Ты же мой сын. — он уже овладел собой.

Отец присел на кровать, и после секундного колебания взял меня за руку.

— Что происходит? Что с тобой произошло?

— Всё в порядке. Я это сделал. — с отцом мы говорили по-английски…

— Что, что ты сделал? Все сошли с ума! Рынок сошел с ума! Биржа сошла с ума! Объясни мне, пожалуйста, что происходит? Ты представляешь, что за хаос начинается?

Он знал, подозревал, что я имею отношение к происходящему… Отец винил во всем меня.

— Очень хорошо представляю. — и я, почти против воли, захихикал.

Воображаю, как это выглядело со стороны, но удержаться не мог.

— Послушай меня, пап… Ты должен собрать этот ваш клуб и все им объяснить. Вас всех водили за нос! Нас всех… — поправил я сам себя. — Траск был марионеткой, он исполнял чужую волю. И не он один! Они думали, что решают сами, что это они — умные и талантливые… Но это Разум их соблазнил. Обещал дать то, чего они желают больше всего.

— О ком ты говоришь, сынок?

— Не о ком, а о чем! Это была Программа, понимаешь? Компьютерный разум! Траском и многими другими манипулировали, заставляли выполнять чужую волю! Эти теракты, политические конфликты, экономические кризисы… Это был не человек. А мы его проморгали. Не поняли…

Он стремительно поднялся, прошелся по палате. Три шага в одну сторону, три — в другую. Все остальные: госпожа Гейгер, Воронцов, Ассоль, стояли молча, как почетный караул. Отец не обращал на них внимания.