Бог не играет в кости

Впервые она увидела его в квартире Давида в день трагедии. Курьер, который принес букет и обнаружил труп, — так представил его следователь. В то утро Валерия была в шоке и не обратила внимания на необычность ситуации. Это потом она сообразила, что было «не так». Какой курьер? Давид никогда не стал бы заказывать цветы через курьера, он всегда выбирал их лично. Да и сам парень показался ей странноватым. Любой другой, оказавшись на его месте, исходил бы любопытством или был напуган. А этот нет. Там, в квартире Давида, он смотрелся сторонним наблюдателем… да, это правильное слово, «курьер» наблюдал, фиксировал и не вмешивался, так как события развивались по его сценарию.

Второй раз Валерия заметила его в толпе зевак, глазеющих на взорванный автобус. Она опять ухватила оценивающий, внимательный взгляд, выбивающийся из толпы зевак, только никак не могла вспомнить, где видела его раньше.

Но когда Валерия столкнулась с ним сегодня в третий в окружении иерофантов — она сразу все поняла. Чувства нахлынули на нее, она вспомнила юного жизнерадостного Давида, и рука сама потянулась к сумке. Нет-нет, она не собиралась убивать его… Хотя, может, и собиралась… Она тогда не могла анализировать свои порывы. Она подошла к нему и спросила «Почему?». Может, если бы он заговорил с ней, все было бы иначе, но он просто смерил ее презрительным взглядом и отвернулся.

Валерия замолкает, ее глаза наполняются слезами, и я начинаю чувствовать себя неловко, как если бы в грязных армейских сапогах прошлась по белоснежному ковру. Егор тоже молчит. Видимо, испытывает схожие чувства.

— Я не поняла один момент, — говорю я, чтобы как-то сгладить неловкость. — Королева отпустила парня, почему же он и его родственники восприняли это так трагически?

— Его изгнали из семьи, — раздается сзади тонкий голосок.

В дверях спальни стоит Яна. Выглядит девочка действительно не лучшим образом. На бледном личике лихорадочно горят глаза. Валерия вскакивает, порываясь бежать к ней, но та делает успокаивающий жест и садится на диван.

— И что? — удивляюсь я. — Не пропадет. Раз он отважился на нарушение старых договоренностей, проявил непокорность, значит, он вполне самостоятелен и сможет прожить без своих высокопоставленных родственников. Обидно, конечно, потому что старался ради них…

— Вы не поняли. Для представителя «мировой закулисы», как вы их называете, нет ничего страшнее, чем оказаться изгнанным из семьи. Потому что это хуже смерти. Это как у птицы отрезать крылья или выкинуть рыбу на берег. Тот, кто родился в семье, обладает бОльшими умениями, знаниями, возможностями, чем обычный человек. Конечно, не такими значительными, как иерофанты, но все же многое перепадает и им. С самого рождения они находятся в привилегированном положении по сравнению с простыми людьми, и опуститься на уровень обычного человечества — для них огромный позор и огромная потеря. Первыми вне семьи пропадают возможности, затем умения и способности, какое-то время сохраняется память о них, затем отлученный постепенно забывает о том, кем был. Остается лишь след, память о былом могуществе, да какие-то отголоски знаний. Образуется пустота, которая заполняется щемящей тоской, ощущением огромной утраты. Этой пустоте невозможно противостоять, ее нечем заполнить, с ней невозможно жить.

— Неужели все так плохо?

— Да, все изгнанные, скорее рано, чем поздно заканчивали жизнь самоубийством. Мне знаком лишь один случай, когда человек прожил довольно долго вне семьи и был доволен своей жизнью. Но то был добровольный уход.

— Ладно, к черту закулису, гнать — не гнать, это их дело, — ворчит Егор. — Нам надо решить, что мы будет делать дальше.

— Мы не должны допустить, чтобы иерофанты провели сегодняшнюю игру, — решительно заявляет Яна. — Если она состоится, то события опять пойдут по кругу, а мне надо вернуть все на исходные позиции. Это можно сделать, только сорвав матч.

— Если ты та, о ком я думаю, то ты можешь и сама сделать это, — говорю я девочке. — Просто прикажи им прекратить игру.

— Нет, — качает головой Яна. — Не выйдет.

Я с удивлением смотрю на нее. Неужели я ошиблась? Мне казалось…

Яна отвечает мне грустным, даже жалким взглядом.

— Нет, Анна, вы правы насчет меня. Только я ничего не могу поделать. Они меня не слушаются.

— И что же теперь будет? — глупо спрашиваю я.

— Может, переведете на нормальный язык? Не все тут горят желанием разгадывать ваши ребусы, — вновь недовольно ворчит Егор.

Похоже, он пока еще не понял, что за личность скрывается в этом маленьком тельце. А если понял, то почему-то валяет дурака.

Яна вздергивает подбородок.

— Я игрок, Двадцать первый аркан, — важно заявляет она. — Или, как меня называют иерофанты, хозяин игры… Только игра сейчас меня не слушается. В моем мире Солнечная система и Земля — это виртуальное игровое пространство, искусственный игровой мир, созданный…

Она сбивается, но быстро берет себя в руки.