Бог не играет в кости

— Больной ребенок в качестве создателя нашего мира — это настолько неожиданно и безумно, настолько непохоже на все, что выдавала цивилизация на тему творца и творения, что в это действительно можно поверить. Вот если бы объявился обворожительный красавец с рогами и голливудской улыбкой и заявил права на Землю или с облака спустился старец с длинной белой бородой и с криком «покайтесь!» метнул молнию в собор Святого Петра, тогда я бы усомнилась: кто-то наверняка пудрит нам мозги, отрабатывая готовый сценарий.

Егор невесело усмехнулся.

— Думаешь, она говорила искренне? Тогда получается, что она здесь в ловушке.

— Да, мне тоже так кажется, хотя все намного сложнее. Она стала заложником этого мира и не может выбраться отсюда. Вспомни ее слова о попытках раз за разом исправить ситуацию. Если она сейчас умрет, то вскоре опять родится здесь, на земле и будет ждать следующей игры иерофантов. Мне кажется, такое происходило уже не раз. И с каждым разом становилось только хуже — это ее слова. Сил у нее, что ли становится меньше. Вполне возможно, сегодняшний матч — ее единственный шанс. И наш, если мы хотим изменить существующий порядок вещей.

Егор качает головой, как человек, который верит и одновременно не верит в происходящее.

— Я давно занимаюсь «закулисой», но такого представить не мог, — ворчит он. — Мне казалось, что я знаю о них все… ну почти все. Еще неделю назад я и помыслить не мог, что существует равная им противодействующая сила, а оказалось, что она не только существует, но и прекрасно осведомлена обо мне. А сейчас вдруг вынырнул этот малолетний «хозяин»… И получается, что известная картина мира опять превратилась в невразумительный сумбур.

В его голосе чувствуется раздражение.

— Но для нас это мало что меняет, — помолчав, добавляет он. — Если сегодняшний матч — реальная возможность убрать от власти «мировую закулису», то мы просто обязаны попытаться.

— Ты так ненавидишь их? И по-прежнему желаешь смерти их королеве? Мне кажется, альтернатива в лице «Верхней десятки» будет не лучше.

Егор сердито бросает свое любимое «песец смердящий» и надолго замолкает. Я тоже молчу. Что толку приставать с расспросами, когда человек еще ничего не решил для себя.

Мы пьем кофе — на кухне нашлась кофеварка и пакет неожиданно хорошей арабики. Мне даже начало казаться, что сейчас самый обыденный, рядовой день, когда есть время для чашечки кофе и неторопливой беседы. Только вот беседы у нас не получилось.

— Почему ты занялся футболистами? Неужели ты сразу понял, что их смерти связаны с «мировой закулисой»?

— Ты мне льстишь, я умен, но не настолько, — невесело усмехается Егор. — Свою роль сыграли случай и мое неуемное любопытство. Мне «посчастливилось» оказаться в аэропорту в тот самый момент, когда погиб Джукич и, конечно же, эта нелепая смерть заинтересовала меня. А потом появился ваш гений со своим увлечением футболом и своими подозрениями. Но я и помыслить не мог, что окажусь втянутым в такое.

Егор делает большой глоток и, задумавшись, вновь надолго умолкает.

Чтобы оборвать неловкую паузу, я включаю телевизор. Седовласый профессор, горделиво сверкая очками, вещает об уникальном приборе, разработанном в Петербургском физико-техническом институте.

«Эта небольшая коробочка на автономном источнике питания скоро станет незаменимой в горно-добывающей отрасли, — убежденно твердит он, — ибо всего за несколько часов работы она способна разрушить… да что угодно, хоть Гром-камень, хоть здание телестудии, хоть…».

«Когда этот удивительный прибор покажет себя в деле?» — осведомляется журналист.

Профессор мнется и затем невнятно мямлит что-то про побочные эффекты, выражающиеся в негативном влиянии на организм.

Я переключаю канал. Новости. Где-то стреляют, где-то проходят демонстрации и бунты, НАТО опять разразилось угрозами в наш адрес. Американский президент в очередной раз сказал какую-то глупость, наш блондинистый МИД, не сдержавшись, съязвил в ответ. Вмешался чин из ЕС, толком не разобрав в чем дело. Очередной перл выдали наши депутаты…

— Знаешь, в чем-то ты права. Нельзя оставить этот мир совсем без управления свыше. Иначе руководить нами будут эти, — Егор кивает на экран, где ожесточенно спорят Трамп и Тереза Мэй, а из московской телестудии их спор перекрывают истеричные вопли Жириновского. — И некому будет схватить их за руку.

Егор смеется. Я люблю смотреть, как он смеется. Чтобы продлить себе удовольствие и поддержать его шутку, роняю первую промелькнувшую в голове мысль:

— Это еще что! Вот если нашим миром будет управлять далеко не здоровый семилетний ребенок… — смеюсь я и осекаюсь на полуслове, видя, как улыбка медленно сходит с лица Егора.

— И давно это пришло тебе в голову? — вкрадчиво спрашивает он.

— Только что. Но я же пошутила!

Он долго смотрит на меня, а потом медленно и очень тихо говорит: