Бог не играет в кости

Мой телефон действительно оглашает окрестности жалобными призывами — пришла смс-ка от Ганича.

«Как успехи?» — читаю я.

«Пока никак, — набираю ответ. — Хочу еще проверить Немецкий военный госпиталь, хотя, скорее всего, и там будет глухо. Думаю, их вывезли с Гернси в то же утро».

«Проверь, — соглашается Ганич. — Но я все равно не верю, что они живы».

И через полминуты присылает еще одно сообщение:

«У нас минус еще один футболист. Убит. И, что характерно, в том же городе, где умер Диего Алонсо».

В какой-то степени я понимаю Леонида. Действительно, довольно трудно представить, как сорок, по большей части здоровых и молодых мужиков, безропотно выйдут из самолета и смиренно примутся таскаться с острова на остров без малейшей попытки сопротивления. Но только на первый взгляд. Я с ходу могу привести массу сценариев, как можно заставить людей добровольно подчиниться похитителям. К примеру, заявить пассажирам самолета, что за ланчем всех их накормили клафути с ядом. Очень редким и очень ядовитым ядом. И если каждые двадцать четыре часа им не делать укол, то все они уже через сутки неминуемо отправятся в мир иной. А затем, когда они как следует испугаются, «повесить морковку перед носом»: если они будут вести себя спокойно и выполнять все требования, то через некоторое время их отпустят, предварительно снабдив противоядием, нейтрализующим яд уже окончательно. Ну и кто, спрашивается, захочет рисковать жизнью и сбегать? Даже если вся эта история с ядом фантазия чистой воды.

Несчастные парни, думаю я про футболистов, угораздило же их оказаться в самолете, перевозившим секретные документы. Интересно, кто же это провернул столь дерзкую операцию? Моссад? ЦРУ? Немцы? Нет, точно не немцы. Они сейчас в лице Гранже ковыряются в обломках на дне Атлантики…

Прогулка по острову вызвала у меня дикий аппетит, поэтому, встретив по пути небольшое бистро, я обрадовалась ему как родному.

Посетителей в заведении было немного: кроме меня лишь пара пенсионеров дремала над своими кружками с элем, да бельгийские туристы сражались с солидными порциями свиных ребрышек с картофелем — гордостью местных фермеров.

Невольно я прислушалась к разговору туристов. Сначала мне показалось, что бельгийцы недовольны обедом — так громко они возмущались, но потом выяснилось, что их негодование вызвано закрытием того самого музея, в который я и собиралась.

Ага! Мое внутреннее «я» сразу же сделало стойку.

Доедала я свой обед с возросшим нетерпением.

* * *

Возмущены были не только бельгийские туристы, но и англичане, голландцы, поляки, японцы и даже чудом оказавшиеся здесь двое русских. Все они недоуменно топтались на заасфальтированной площадке перед наглухо закрытой дверью. Небольшая табличка, наскоро прилепленная к воротам, приносила им свои извинения от имени администрации музея.

Музей назывался «Военные туннели Гернси» или «Немецкий подземный госпиталь». Как сообщала вывеска, представлял он собой обширный подземный комплекс, построенный во время германской оккупации острова. Почти семь тысяч квадратных метров внутри скалы были взорваны, выдолблены, высверлены и вырыты руками узников концлагерей. Использовался по назначению этот госпиталь всего три месяца летом 1944 года. И это после трех с лишним лет строительства! Когда стало ясно, что сырая и влажная атмосфера туннелей не способствует выздоровлению больных, все операции были перенесены «наверх».

После войны многокилометровая система тоннелей, состоявшая из палат, операционных, лабораторий, врачебных кабинетов и складов превратилась в музей — как память об оккупации острова. И вот теперь этот уникальный комплекс туннелей без объяснения причин оказался недоступен туристам.

Недовольный ропот звучал на французском, японском, польском и русском языках. Я выбрала момент, когда туристы, в последний раз обиженно взглянув на забранную решеткой дверь в толще скалы, разошлись, и резво бросилась к воротам. Всего полминуты у меня ушла на то, чтобы справиться с замком. На этих островах я скоро превращусь в матерого медвежатника, — мелькнула запоздалая мысль.

Прикрыв за собой ворота, я быстро прошмыгнула в длинный туннель, освещенный редкими потолочными лампами.

Госпиталь оставлял жуткое впечатление. Длинные мрачные коридоры, низкие давящие своды над головой, ржавые подтеки на стенах. По потолку и стенам змеятся кабели, закрепленные почерневшими от времени железными скобами. И ко всему этому еще и тяжелая атмосфера, в которой повинны не только влажность и духота. Здесь умирали десятками, если не сотнями, не могло это пройти просто так, не оставив следов. Эти стены впитали страх, боль, ужас.

Я двигаюсь вдоль плохо отшлифованных блоков от одного светового пятна к другому — редкие лампы под потолком не в состоянии охватить весь туннель. Звук моих шагов отдается гулким эхом.