Бог. Новые ответы у границ разума

Это должно быть очевидно даже для самого завзятого приверженца эмпирического метода, но последствия этого часто оказываются странно трудными для понимания (возможно, они слишком очевидны): существует абсолютная качественная пропасть между объективными фактами нейрофизиологии и субъективным опытом бытия сознающим Я, и поэтому метод, способный обеспечить модель только первого, никогда не может произвести адекватное причинное повествование о втором. Хотя можно полагать, что объективно наблюдаемые электрохимические процессы мозга и субъективный, непроницаемый частный опыт ума – это просто две стороны одного, полностью физического, явления; до сих пор нет эмпирического способа, с помощью которого обе стороны можно было бы «свернуть» в одно наблюдаемое данное или даже соединить друг с другом в четкой каузальной последовательности. Таким образом, чисто физическая природа этих переживаний остается лишь гипотезой, которой не хватает даже поддержки правдоподобной аналогии с каким-либо другим физическим процессом, поскольку в природе нет другого «механизма», хотя бы отдаленно похожего на сознание. Типологическое различие между материальной структурой мозга и субъективной структурой сознания остается неизменным и нерушимым, и поэтому точную связь между ними невозможно определить или даже выделить как объект научного исследования. И это – эпистемологический предел, который (как кажется разумным полагать) никогда не свести на нет, независимо от того, насколько изощренными могут стать наши знания о сложной деятельности мозга; мы никогда не сможем изучить, с какой-либо объективной точки зрения, простой акт мысли в его надлежащем аспекте: как самоосознание субъекта. И бессилие традиционного научного метода здесь указывает на концептуальную апорию, неразрешимую на механическом уровне: как могло быть, что только в этом случае сущностная бесцельность материи достигает такой интенсивной и сложной концентрации ее различных произвольных сил, что фантастически превращается в виртуальную противоположность всему, что современная научная ортодоксия говорит нам о материи? В конце концов всегда будет оставаться та существенная часть сознательного Я, которая, кажется, просто стоит в стороне от спектакля материальной причинности: чистая перспектива, всматривание в реальность, которое само по себе недоступно никакому взору извне, известное самому себе только в своем акте познания того, что является иным, чем оно само. Для научной культуры, где считается, что истинные знания могут быть приобретены только путем систематической редукции этого объекта к ее простейшим частям, предпринимаемой исключительно с позиции третьего лица, эта недоступная субъективность первого лица (абсолютная интериорность, полная бесчисленных непередаваемых квалитативных ощущений, помыслов и интуиций, которых самые пытливые глаза никогда не смогут увидеть и которые невозможно разобрать по частям, перестроить или смоделировать) есть столь радикально неуловимый феномен, что, кажется, нет никакой надежды схватить его и передать в каком-либо исчерпывающем научном отчете. Те, кто представляет дело иначе, просто не поняли проблему в полной мере.