А потом улыбнулся и ушёл. Почему-то у меня не было полной уверенности, что это шутка. Хотелось, конечно, свинтить, но я его всё-таки дождалась. И хорошо. Ведь когда ко мне вернулся прежний красавчик Герман с ангельской улыбкой, я почувствовала огромное облегчение и наконец-то осознала, что всё, что произвело на меня сокрушительное впечатление, – всего лишь искусная актёрская игра. Никакого маньяка нет, а есть талантливый парень, который прекрасно вжился в роль. Теперь при взгляде на лицо с очаровательными ямочками на щеках становилось стыдно за собственное глупое поведение. От подавленного состояния не осталось и следа. Как вообще можно было принять какой-то спектакль так близко к сердцу? М-да. Вот уж не думала, что я такая впечатлительная. Мне казалось, что после отчима и огненных глаз Азаллама меня уже ничем не напугать.
Герман взял меня за руку, и повёл в противоположную от выхода сторону.
– А куда мы…
– К запасному выходу, – спокойно пояснил он. – Возле парадного нас могут задержать.
– Охрана, что ли? – недопоняла я.
– Нет, – он досадливо нахмурился, и до меня дошло.
– Герман! – ахнула я, резко останавливаясь и всем корпусом разворачиваясь к нему. – Только не говори, что там поклонницы! Бог ты мой! Ну конечно! Вот почему в зале было так много девушек! Они же едва кипятком не писали, когда ты вышел на сцену! Тебе, небось, во время представлений нет-нет да и прилетают женские трусики?
Я расхохоталась, представив себе жуткого маньяка из спектакля с красными кружевными стрингами, свисающими с уха, которые прилетели к нему от какой-то фанатичной поклонницы. Однако Герман моего веселья явно не разделял. Он вообще выглядел так, словно не испытывал ни малейшей радости по поводу своей популярности.
– Надоели, – прорычал он. – Они приходят сюда не для того, чтобы погрузиться в созданный для них мир новых эмоций и переживаний, а для того, чтобы пускать слюни, глядя на меня, как чёртовы гиены на кусок мяса. Не смейся!
Но я почему-то не могла остановиться. Наверное, с истерическим хихиканьем из меня выходило накопленное за время спектакля напряжение. Герман резко подался вперёд, прижимая меня своим телом к облупленной стене узкого тёмного коридорчика. Я захлебнулась смехом и замолчала, глядя в его холодные глаза, как загипнотизированная.
– Что же ты больше не смеёшься? – зло сказал он, а потом, не дав толком опомниться, наклонился и поцеловал меня.
Я бы солгала, если бы сказала, что мне не понравилось. Понравилось. Даже несмотря на то, что поцелуй был чересчур, пожалуй, жёстким. Может, всё дело в том, что сопротивляться странноватому обаянию этого парня было невероятно трудно? И не только мне. Учитывая, что поклонницы караулили его под дверями, оно разило всех подряд, без разбора. В общем, я понятия не имею, как так получилось, но резко вспыхнувший протест в самом начале поцелуя почти мгновенно сменился болезненным возбуждением, выворачивающим внутренности. Терзая мои губы, Герман не просто ломал сопротивление, он заставлял меня чувствовать какое-то извращённое удовольствие от подчинения.
Неожиданный грохот за стенкой и чьё-то приглушённое ругательство частично вернули меня в реальность. Я вздрогнула, обмякла и перестала отвечать на поцелуй, но Герман, вместо того, чтобы остановиться, застонал и начал целовать меня ещё глубже и горячее. Словно моя пассивность окончательно сорвала у него тормоза. Я снова поплыла, но тут он резко отстранился и даже отошёл на шаг, тяжело дыша.
– Нет, нет… Не место и не время…
Я толком не понимала, о чём он говорит, всё ещё находясь в плену ощущений. Губы горели, внизу живота тягуче болезненно пульсировало. Герман застонал, жадно рассматривая моё лицо, и спрятал руки за спину, словно боялся, что сорвётся.
– Как же не вовремя ты дала мне карт-бланш, малышка, – пробормотал он. – Но как быстро поняла правила игры, почувствовала, что нужно делать… Моя маленькая. Как подарочек, который приготовили специально для меня. Такая отзывчивая и послушная.
– О чём ты? – уточнила я рассеянно. Он вроде бы восхищался, но я никак не могла взять в толк, чем именно сумела его впечатлить.
– Я говорю, что ты моя. И я тебя не отдам. Я решил.
– Кому ты не собираешься меня отдавать? – У него что, от поцелуя крыша поехала?
– Этому жестокому миру, – с улыбкой ответил он. – А также любому парню, который посмеет подумать о том, чтобы тебя у меня отбить.
– Мы с тобой знакомы ещё только два дня, – сказала я и удивилась. Действительно, два дня ведь всего. Даже меньше. – Так что рано пока говорить об отношениях и о возможных соперниках.
Герман посмотрел на меня так, словно я была ребёнком, сморозившим глупость. С ласковым снисхождением.
– Нет, малышка, не рано. Я точно знаю, чего хочу.