— Может, домой пойдем папенька? Митя обещал навестить нас сегодня.
Отец посмотрел на дочь.
— Ты иди, а мы еще немного побудем здесь. У княгини всегда мило, много хороших людей.
Кто-то из гостей ударил кулаком по столу. Все обернулись в его сторону.
— Я все-таки верю в русский народ! Верю! Вынес он самодержавие — вынесет и большевизм!
Это было произнесено так не естественно, что вызвало у гостей саркастические улыбки.
— Да бросьте вы, батенька. Какой русский народ! Где вы его видели? Нет народа, есть палачи русского народа! — произнес Конев, сосед Варшавских. — Вы знаете, что творит этот русский народ? Я бы воздержался об этом говорить.
— Врете вы, я верю в русский народ! — снова завелся мужчина. — Нам трудно понять, почему он так жесток к нам. Ленин назвал это классовой борьбой. Они уничтожают лишь тех, кто с ними борется, а я не борюсь! За что они меня должны уничтожить? Вот и я так думаю, не за что!
В комнате стало тихо. Неожиданно налетел ветер, который поднял штору. Все вздрогнули от этого порыва. Горевшие на столе свечи погасли, и в комнате стало темно.
— Вы плохо их знаете, уважаемый. Они убивают не зато, что с оружием в руках борешься с ними, они уничтожают нас как класс, который они назвали — буржуазией.
Возразил кто-то из присутствующих. Нина вышла из дома. Красный полумесяц уходил куда-то за море. С севера дул холодный ветер.
***
Катерина, молча, обходила остовы сгоревших вагонов. Только сейчас она стала реально понимать, что ей неимоверно повезло в тот весенний день. Если бы не приказ Фрунзе о прибытии на совещание в штаб фронта, ее бы ожидала незавидная доля. Сзади нее шел ее ординарец, молодой человек с «Маузером».
— Сколько их было? — обратилась она к ординарцу.
— Говорят, чуть больше сотни, — ответил тот. — Говорят, что белые появились так неожиданно, что матросы даже не успели организовать оборону.
— Говорят, говорят, — передразнила она ординарца. — Пьянствовали, сволочи, небось, вот и прозевали.
Она развернулась и направилась к станционному зданию, около которого на земле лежали около тридцати трупов, снятых с растущих рядом деревьев.
— Организуйте проверку домов в поселке. Подозрительных, всех сюда!
Вскоре до слуха Катерины донеслись крики, выстрелы. Она поднялась с сиденья автомобиля и посмотрела в сторону железнодорожного поселка. Из него двигалась большая толпа, окруженная вооруженными красногвардейцами. К ней подбежал ординарец и, тяжело дыша, сообщил, что в поселке было обнаружено сорок дезертиров, несколько раненных белогвардейцев.
— Кто укрывал белогвардейцев?
— Здесь все они, мы их тоже повязали. Что прикажите делать с ними?
Катерина вышла из автомобиля и поднялась на крыльцо, еще дымившегося здания станции.
— Товарищи красногвардейцы! Перед вами стоят враги нашей революции. Они еще пытаются огрызаться, словно собаки, загнанные в угол истории. Сегодня ночью белоказаки напали на станцию и порубали наших товарищей — моряков. Это тех, кто доказал свою верность революции своей кровью. У всех их остались дома жены, дети, которые ждали их домой, а теперь их нет. Я ставлю вопрос ребром, как нам с ними поступить? Многие упрекают нас в излишней жестокости, но есть поговорка, что клин жестокости можно выбить только аналогичным клином.
Чекистка замолчала. Она окинула взглядом людей и, поправив кожаную куртку, продолжила:
— Товарищи! Так ответим своим красным террором на террор наших врагов! Смерть врагам революции!
Площадь огласилась криками женщин, так как среди приговоренных к смерти жителей поселка оказалось много женщин. Красноармейцы развернули пулеметы, установленные на тачанках, и открыли огонь. Пули, словно косы, сметали с площади людей. Кто-то попытался бежать, но и их доставали свинцовый ливень.
— Добейте раненых, — выкрикнула Катерина и, взобравшись в салон автомобиля, коснулась рукой плеча водителя.
Тот мотнул головой. Мотор машины взревел, и автомобиль покатил со станции.
***
Следующий день принес новые новости. Жители из поселка стали передавать друг другу, что красные заслали к ним своих лазутчиков, которые должны организовать несколько боевых групп и обеспечить захват населенного пункта малой кровью. Сколько этих лазутчиков и где они скрываются, никто из сельчан не знал. Однако эти слухи вселили в жителей страх, люди попрятались по домам, поселок притих, словно вымер. Поздно вечером в окно дома Варшавских постучал незнакомец, одетый в офицерскую шинель. Хозяин дома, набросив на плечи пиджак, подошел к двери.
— Кто там? — громко крикнул Иван Ильич и, взяв в руки керосиновую лампу, подошел к окну.
Он отодвинул занавеску и ахнул от удивления.
— Леонид? Ты откуда? — спросил он его.
Это был младший сын его родного брата. Молодой человек снял с себя шинель и, потирая озябшие руки, прошел в дом. Он с интересом осмотрел комнаты и сел в кресло.
— Ты откуда, Леня? — снова спросил он племянника. — Почему ты здесь, а не на фронте?
— Оттуда, — тихо ответил Леонид. — Что, напугались, дядя? Славная у вас дачка, славная. Давно снимаете?
В углах губ племянника задрожала дразнящая улыбка.