Бог примет всех

Родственник застыл на месте. Он удивленно посмотрел сначала на дядю, а затем на его жену и племянницу.

— Зачем же тебе нужно было пробираться через фронт, подвергать себя опасности? Ведь для таких как ты, отдых создается просто — выгони буржуя из его особняка и отдыхай себе вволю от расстрелов и пыток. Набрался сил и снова, стреляй…. Вот что, голубчик! Я не доносчик и на тебя не донесу. Но …уходи, милый мой, от нас сейчас же. Мы разные люди, а ты чекист…. Мне стыдно, что ты стал палачом!

— Погоди, папа, не гони его. Пусть Леня останется до утра. Куда он сейчас в ночь то пойдет.

— Нет! — с бешенством в глазах закричал Иван Ильич. — Сейчас и на всегда — вон! Доносчик, палач! Я не позволю поганить наш дом. Вы что, самого Иуду готовы в постельку уложить и укрыть теплым одеялом. Нет! От него за версту пахнет мертвечиной!

Леонид, молча, направился в прихожую, где стал одевать шинель. Он достал из кармана шинели «Наган» и крутанул рукой барабан.

— Погоди, Леня!

Нина быстро отрезала половину большого хлеба и подала ему.

— Вот возьми…

Он взял хлеб и, хлопнув дверью, вышел.

***

За окном было темно, лишь иногда где-то в бархатной темноте, мелькал одинокий огонек. Высоко в небе висел золотисто-желтый блин луны. Паровоз протяжно загудел, извещая о том, что впереди находится большая узловая станция. Катерина отошла от окна вагона и села на диван. Из-за вагонной перегородки до нее доносились мужские голоса, прерываемые громким смехом. Это свободные от наряда красноармейцы играли в карты. Бронепоезд, к которому были прицеплено несколько пассажирских вагонов, стал мягко тормозить, лязгая чугунными буферами. Она взглянула на часы, которые лежали перед ней на столе. Они показывали начало двенадцатого ночи.

«Наверное, можно немного отдохнуть, — подумала она. — День был тяжелым…».

Она сняла с ног хромовые сапоги, пошитые по заказу и кожаную куртку. Положив рядом с собой «Маузер», Катерина прилегла на диван и закрыла глаза. Сон не шел. За перегородкой по-прежнему громко говорили бойцы. Она поднялась с дивана и несколько раз стукнула рукояткой пистолета в стенку. Голоса на какой-то миг затихли, но это продолжалось не долго.

— Что разорались, черти! — произнесла она, открыв дверь в соседнее купе. — А ну, прекратить!

Красноармейцы притихли, они хорошо понимали, кто к ним обращается. Слухи об ее жестокости шла впереди Катерины. Она прилегла на диван и попыталась заснуть, но у нее ничего не получалось. Память, словно какой-то поржавевший механизм стал с трудом откручивать события в обратную сторону.

«Как все началось, что ее заставило стать непримиримым борцом за мировую революцию», — в который раз подумала она.

Она неоднократно пыталась найти ответ на этот вопрос, но его не было. Катя хорошо помнила зиму 1905 года. Она, хрупкая девушка, одетая в черный шерстяной жакет, со здоровым румянцем на щеках, пытается поднять боевой дух небольшой группы рабочих, оборонявших последнюю баррикаду в городе. Силы были явно на стороне правительственных войск и, по сути, эта баррикада уже ничего не решала. Против небольшой горстки рабочих, губернатор бросил регулярные силы армии, однако расходиться по домам никто из них не собирался.

— Друзья! Кто считает, что мы проиграли войну с царизмом, пусть уходит. Я никого из вас не держу. Мы проиграли только бой, но не войну! Сейчас они снова пойдут в атаку, чтобы опрокинуть нас, но пока жив кто-то из нас, они здесь не пройдут! Да здравствует пролетарская революция! Смерть царизму!

Из-за поворота улицы показались группы солдат, которые, прижимаясь к стенам домов, короткими перебежками, стали продвигаются к баррикаде, над которой, развевался на ветру красный флаг. Несколько рабочих, бросив винтовки, скрылись в ближайших подворотнях. Когда до ближайших солдат осталось метров пятьдесят, Катерина громко выкрикнула «Огонь» и нажала на гашетку пулемета. Молоденький офицер схватился за прострелянную грудь и упал на покрытую снегом мостовую. Воздух разорвал треск выстрелов. Пулемет замолчал, закончились патроны. Солдаты, словно догадавшись об этом, устремились в атаку.

— Ура! Ура! — несется вдоль улицы.

Солдаты все ближе и ближе. Один из них взбирается на баррикаду и срывает красный флаг. Он не успевает бросить его вниз, пуля из револьвера Катерины сбивает его с баррикады. Озверевшие от крови солдаты не щадят никого — раненных рабочих добивают штыками. Ей тогда повезло. Она и еще двое рабочих скрылись в подворотне дома, и ушли дворами. Именно после этих событий за ней закрепляют новый псевдоним — Рысь.

***

Шум в соседнем купе, снова отвлек Катерину от воспоминаний.

— Свиридов! — громко крикнула она. — Свиридов! Зайди ко мне!

Дверь открылась, и в дверях показалось заспанное лицо ординарца. Он расправил китель и посмотрел на сотрудника ЧК.

— Пусть прекратят этот шум. У меня уже голова раскалывается от их хохота. Если не прекратят, то я найду, чем заткнуть их глотки.

— Есть, товарищ…, — ответил ординарец и исчез за дверью.