Бог Света

— У меня нет другой работы, кроме как служить приманкой. Майк. Черт с ним, с Икки! Черт с ней, с Венерой и предприятиями Луарих! И с тобой черт, кстати!

У него поднялись брови.

— Что это значит, Карл?

— Я год ждал эту работу. И вот я здесь. А теперь я решил, что эго плохое занятие для такого неженки, как я.

— Ты знал об этом, когда подписывал контракт. Неважно, что ты делаешь, пусть даже продаешь крем для лица — если работаешь на продавцов крема для лица.

— О, не это мучает меня. Я согласен, что реклама сидит у меня в печенках, но «Тенсквер» всегда был рекламным судном с тех пор, как впервые вышел в море.

— Что же тогда?

— Добавляются пять или шесть факторов. Главный фактор, что я больше не боюсь. А когда-то это много значило для меня, теперь же — нет… И… Я начинаю чувствовать жалость к Икки.

— И тебе уже не хочется поймать его?

— Я поймаю его, если он придет смирно, но я не хочу подставлять свой затылок, чтобы заставить его ползти в Хопкинс. Я сворачиваю это дело и отправляюсь на Марс, а уж оттуда домой в ракете первым классом. Банкротство на Венере ничего общего с трестом на Марсе не имеет, и у меня есть деньги в запасе, которые я храню там, куда коррупция не доберется. Собираюсь купить себе большой дом на Южном побережье Флориды, и если тебе случится искать работу, ты сможешь остановиться у меня. Ты будешь открывать для меня бутылки.

— Ты большой осел! — сказал мне Майк. — Я слышал, что болтают о вас с этой парфюмерной львицей. Осмелюсь посоветовать тебе, приманка, постарайся удержать для себя то, что ты поймаешь…

Я обернулся.

— Если тебе когда-нибудь нужна будет работа, разыщи меня.

Я спокойно закрыл за собой дверь.

* * *

День чудовища начался обыденно, как и любой другой. На телемониторе ничего не было. Я как раз занимался ревизией своего снаряжения. И тут поступил сигнал.

Итак, вниз, в пучину! Я опустился на глубину около двухсот девяноста метров. Тросы чернели слева, и я следовал вдоль них. Беззвучная мокрая ночь, а я мчался своей дорогой, как глупая комета хвостом вперед. Я поймал линь, скользкий и гладкий, и начал насаживать приманку. Далеко внизу появилась какая-то тень, как если бы в глубине кто-то открыл огромную дверь. Я никогда раньше не погружался так быстро.

К этому времени я все еще не осознал, что это навстречу мне поднимается Икки.

Я безмятежно привязывал грузило, затем закрепил наживу и бросил линь, когда огромный грубый черный остров уже вырос подо мной.

Я направил вниз лучик фонарика. У Икки был открыт рот. Мне оставалось только превратиться в кролика.

Волны смертельного страха помчались к пяткам, желудок мой сжался.

Только одну-единственную вещь оставалось сделать мне. Непонятно только, как мне удалось до нее додуматься. Я бросил вниз остальные свои грузила.

Я мог бы считать движения чешуйчатых век, прикрывавших его глаза.

Еще четыре метра, и я поцеловал его сверкающие челюсти выбросами компрессионного воздуха и в то же время резко рванулся в сторону и вверх. Позже я уже не знал, преследует ли он меня или нет. Я начал терять сознание в ожидании быть съеденным.

Выбросы воздуха прекратились, и теперь я едва двигался. Затем почувствовал судороги. Еще минута — и кролик закричит. Осталась одна секунда, чтобы определить… и чтобы проститься с жизнью, — добавил я сам себе. — Нет, кролик, мы не будем с тобой метаться перед глазами охотника. Затаимся.

Вода стала зеленой, затем желто-зеленой. Вот и поверхность.

С удвоенными силами я поплыл к «Тенскверу». Волны толкали меня вперед. Мир сузился, и я закричал издалека:

— Он преследует меня!

Огромная тень, удар волны. Линь тоже казался живым. Может быть, я сделал что-то неправильно? Что же там с приманкой?

Я помню, с чего все началось несколько миллионов лет назад: одноклеточный организм, потом с трудом появилось земноводное, потом тварь, дышащая воздухом. Откуда-то свысока послышался голос:

— Он ходит кругами!

Я снова превратился в Хомо Сапиенса, затем продвинулся еще на шаг вперед и уподобился человеку, мучающемуся с похмелья.

— Не вздумай вставать!

— Мы поймали его? — прохрипел я.

— Икки все еще сопротивляется, но мы держим его на крючке. Мы думаем, что он принял тебя за экзотическое кушанье.

— Мне тоже так кажется…

— Ну-ка вдохни вот это и помолчи. — Какая-то воронка возникла над моим лицом. — Вот, хорошо! Возьми, выпей чашечку!

— Он плавал на ужасной глубине, гораздо ниже возможностей нашего видеофона. Мы не могли бы зафиксировать, пока он не решил всплыть…

Я начал зевать.

— Мы отнесем тебя в каюту.

Мне удалось достать нож.

— Попробуй только, и у тебя одним пальцем станет меньше.

— Нет, тебе явно надо отдохнуть.

— Тогда принеси мне еще пару простыней. Я останусь здесь. — Я резко закрыл глаза и лег.

* * *

Кто-то тряс меня за плечо. В воздухе было пасмурно и холодно. Прожекторы бросали желтый свет на палубу. Я лежал на койке возле центральной полусферы, закутанный в шерстяное одеяло, и весь дрожал.

— Все кончилось в одиннадцать часов. Ты ничего больше не увидишь интересного. — Я почувствовал во рту вкус крови.

— Попробуй это.

Вода. Я не смог проглотить ее.