Бог Света

На третий день массивные барабаны КАТХАКАЛИ начали свой быстрый грохот. Слышная за много миль барабанная дробь неслась через поля, через город, через рощу и через обширные болотные земли, лежащие за рощей. Барабанщики в белых МУНДУ, голые до пояса, с блестящими от пота темными телами, работали посменно, так энергичен был их мощный бой; волна звуков не прекращалась, когда новый отряд барабанщиков сменялся перед туго натянутыми верхушками инструментов.

Когда на землю опустилась тьма, путешественники и горожане выходили, заслышав стук барабанов, прибывающих на праздничное поле, широкое, как древнее поле сражения. Там люди находили себе место и ждали ночи и начала представления, попивая сладко пахнущий чай, купленный в ларьках под деревьями.

В центре поля стояла громадная медная чаша с маслом, высотой в рост человека, с висящими по краям фитилями. Фитили горели, а факелы мерцали рядом с палатками актеров.

Барабанный бой на близком расстоянии оглушал и гипнотизировал, ритмы хитро усложнялись, синкопировались. С приближением полуночи началось благочестивое пение, поднимаясь и падая вместе с барабанным боем, подчиняя себе человеческие чувства.

Настало короткое затишье, когда появился Просветленный со своими монахами в желтых одеяниях, казавшихся в свете огня почти оранжевыми. Они откинули капюшоны и сели, скрестив ноги, на земле. Через некоторое время пение и звук барабанов снова наполнили сознание присутствующих.

Когда появились актеры, страшные в своем гриме, с бубенчиками на лодыжках, звенящими при каждом шаге, аплодисментов не было, лишь напряженное внимание. Танцоры КАТХАКАЛИ были знаменитые, с детства учившиеся акробатике, а также старинным фигурам классического танца, знавшие десять различных движений шеи и глазных яблок и сотню положений рук, требуемых для постановки древнего эпоса любви и битвы, встреч с богами и демонами, героических сражений и традиционных кровавых измен. Музыканты выкликали слова преданий, в то время как актеры, которые никогда не говорили, показывали устрашающие действия Рамы или братьев Пандавов. Раскрашенные зеленым и красным или черным с ярко-белым, они шли по площади, подняв полы одежды, и их браслеты из зеркальных капель сверкали при свете огня. Время от времени огонь разгорался или начинал шипеть и трещать, и тогда казалось, что нимбы святого или еретического света играют над головами танцоров, давая зрителям ощущение, что они сами иллюзорны, а единственно реальны в мире лишь фигуры в циклопическом танце.

Танец должен был продолжаться до восхода солнца. Но перед зарей один из носивших шафрановую мантию пришел со стороны города, пробился через толпу и что-то сказал на ухо Просветленному.

Будда встал, как бы для того чтобы лучше обдумать услышанное, и снова сел. Он дал поручение монаху, тот кивнул и ушел с фестивального поля.

Будда, выглядевший невозмутимым, снова перенес свое внимание на представление. Монах, сидевший неподалеку, заметил, что Будда барабанит пальцами по земле, и решил, что Просветленный держит такт с барабанами, поскольку было общеизвестно, что он выше таких вещей, как нетерпение.

Когда представление окончилось и Сурья-солнце окрасило в розовый цвет поля Неба над восточным краем мира, казалось, будто ночь и в самом деле держала толпу пленников в напряженном и страшном сне, от которого они сейчас освободились, тяжело вошедшие в день.

Будда и его последователи немедленно пошли к городу. Они не остановились отдохнуть и прошли через Аландил быстрой, но достойной походкой.

Когда они снова очутились в пурпурной роще, Просветленный велел монахам отдыхать, а сам пошел к маленькому павильону, стоявшему в глубине леса.

В павильоне сидел монах, принесший сообщение во время представления. Он заботился о больном путешественнике, которого он нашел в лихорадочном бреду на болотах, куда часто ходил размышлять о скверных условиях, в которых, возможно, окажется его тело после смерти.

Татагатха внимательно оглядел человека, лежавшего на спальном мате: тонкие бледные губы, высокий лоб, высокие скулы, тронутые инеем брови, острые уши; Татагатха догадывался, что глаза должны быть бледно-голубые или серые. Было что-то просвечивающе-хрупкое в его облике; это могло быть результатом лихорадки, мучавшей его тело, но дело было не только в болезни. Не похоже было, чтобы этот маленький человек носил вещь, которую Татагатха сейчас держал в руке. На первый взгляд пришелец казался очень старым, но потом становилось ясно, что седые волосы и хрупкий костяк еще не означают преклонного возраста и что во внешности этого человека есть что-то детское. Глядя на его комплекцию, Татагатха сомневался, чтобы этому человеку приходилось часто бриться. Возможно, между щеками и углами рта были скрыты сейчас озорные морщинки. А может, и нет.