Бог тебе судья

— Что значит, когда все будет решено? Что бы там ни придумали присяжные, мы это обжалуем. И Европейский суд обещал рассмотреть дело быстро, и апелляция будет. Мы только начали, Кристина! Только начали.

— Хорошо, Витя. Я тебе верю. Все в руках Господа.

У меня разрывался телефон, но до окончания свидания с Кристиной оставалось еще десять минут. Я не хотел прерывать их для ответа на телефонный звонок. Мне хотелось сказать ей много чего, но я понимал: ей сейчас не до меня. Единственное, чем я могу быть сейчас полезен, — подбадривать ее и пытаться скоротать время ожидания. Судья сказал, что присяжные практически пришли к общему мнению и дело идет на минуты.

Мечинский дежурил у зала судебного заседания в ожидании, когда присяжные сообщат о готовности вердикта. Мы с Кристиной находились в комнате для свиданий, в присутствии конвоя.

Мне хотелось сказать ей еще кое-что.

Эта мысль меня терзала и не давала покоя. Я не мог отделаться от нее и считал, что это очень важно, пусть и не своевременно. Меня смущал конвоир, уткнувшийся в стену невидящим взглядом, всячески давая понять, что не нарушает тайну общения адвоката и подзащитного. Вообще-то свидания с защитником возможны и без конвоира, но для этого необходимо присутствие Мечинского, поскольку адвокат он, а я наряду с ним вроде помощника. Но по мне, лучше уж пусть присутствует конвоир, чем Мечинский.

— Я хочу, чтобы ты знала: то, как получилось с Жанной, не случится с нами. Я не оставлю тебя, даже если на это уйдут годы…

Кристина ответить не успела, а я не успел увидеть ее реакцию. В комнату вошел Мечинский и с волнением в голосе сообщил, что присяжные готовы огласить вердикт. Мы заторопились в зал. Конвоир вывел Кристину. Я зашел в зал, повсюду были установлены телевизионные камеры, журналисты навострили диктофоны. Все ждали судью.

Я переживал. Кристина стояла между нами. Я попытался взять ее за руку, но она стояла словно каменная, спрятав руки за спину, крепко сцепив ладони в кулак.

Вошел судья, призвал всех к порядку и предупредил, что усиленная охрана выведет из зала любого, кто попытается нарушить тишину. Он запретил возгласы, крики, аплодисменты и любое проявление эмоций.

Старшина присяжных, молодой грузный человек с сальными волосами, по просьбе судьи поднялся и передал судье листок через пристава. Судья его развернул, изучил и вернул старшине.

Судья обратился к залу:

— Я еще раз обращаю внимание присутствующих на то, чтобы после оглашения вердикта в зале сохраняли спокойствие.

После чего он обратился к старшине с вопросом:

— Присяжным удалось прийти к общему мнению?

— Да, ваша честь.

— Прошу зачитать вердикт.

Старшина откашлялся и стал читать:

— Вопрос номер один: доказано ли, что имело место массовое убийство двадцати трех человек? Ответ присяжных заседателей: да, доказано. Вопрос номер два: доказано ли, что деяние совершила подсудимая Кристина Слайэрс? Ответ присяжных: да, доказано.

Зал загудел. Судья ударил молотком, обвел присутствующих строгим взглядом, и все стихло. Никто не хотел быть вышвырнутым до оглашения вердикта до конца, это ведь такое важное событие! В России, и в ряде Европейских стран, уголовный судебный процесс считается чем-то постыдным, тем, что не стоит предавать огласке, несмотря на то что по закону процесс гласный и любой может прийти в зал суда и слушать. Но люди этого не делают, стараясь не замечать такие события, ровно так же, как бездомных, просящих милостыню. Все себя успокаивают, что бездомных на улицах нет, это все мошенники, и подавать милостыню — лишь поддерживать их бизнес. А судебные процессы идут так, как идут, и общественность здесь не нужна, все равно ничего не изменить. Но это не так. Особенно с судом присяжных.

Кристина все так же стояла неподвижно с закрытыми глазами. Я смотрел в лица присяжных и не понимал, почему из двенадцати человек ни у одного не возникло сомнений, ведь обвинение явно надуманное! Я смотрел в лица, самые обычные лица, самые обычные люди. Такие ездят в метро, в троллейбусах, стоят в очереди в супермаркете за тобой или перед тобой, а сейчас решают судьбу этой женщины.

Старшина продолжил:

— Вопрос номер три: виновна ли Кристина Слайэрс в массовом убийстве двадцати трех человек?

Присяжный сглотнул, посмотрел на зал, полный людей, которых было не меньше двух сотен, остановил взгляд на мне и твердо произнес:

— Да, виновна. Вопрос номер четыре: заслуживает ли Кристина Слайэрс снисхождения? Ответ присяжных: нет, не заслуживает. Вопрос номер пять: может ли быть Кристина Слайэрс казнена? Ответ присяжных: Кристина Слайэрс может быть казнена.

Каждое слово старшины било в сердце ледяным тупым ударом. Зал погрузился в тишину, которой я не ожидал. Я взял Кристину за руку и обнял. Она была каменной, тряслась крупной дрожью.

— Не переживай, Кристина, это еще не конец. Все будет хорошо. Мы отменим этот вердикт! — сказал я ей тихо, но мой голос не утонул между нами, а разнесся по всему залу. Люди вокруг молчали, погруженные в страшную тишину. Наконец до всех дошло, что это все абсурд.

Из зала кто-то выкрикнул:

— Да вы что?! Она же невиновна!