Бог тебе судья

Лидия Алексеевна кивнула. Ей потребовалось несколько минут, чтобы снова начать говорить. Я терпеливо ждал.

— Грише тоже досталось, Славик его искусал. Его раны на теле, их не видно под одеждой. В общем… Заявление я не писала, дела никакого не возбудили, но мы положили Славика на обследование. Психиатрическая экспертиза подтвердила, что Славик здоров. Но психиатр сказал, что какие-то отклонения есть, однако это не клинический случай, и это не психиатрия. Мое выздоровление длилось три месяца, за которые мы снова вернулись в ад. С каждым днем все становилось только хуже, Славик совсем обезумел. И мы обратились в церковь, к сестре Татьяне. Мы с ней тоже знакомы очень давно, и я знала, что она служит в католической церкви. Я крещенная в православной, а дети вообще некрещеные, но это не имело значения. Татьяна приехала к нам с преподобным, который был тогда настоятелем церкви, и увидели Славика в самый острый период, когда он бросался на все и нам приходилось держать его связанным… Они сказали, что не смогут помочь, но через несколько недель Татьяна вернулась к нам в дом вместе с преподобным Франциском. Он провел обряд.

— Какой обряд?

— Экзорцизма. Я никогда не слышала, что человек может так кричать. Это не боль нужно испытывать, нет, это что-то совсем другое было. Никто из нас не дотерпел до конца, мы все убежали из дома.

— И это помогло?

— Да. Славик стал прежним.

— И где он сейчас?

— Я не знаю. После выздоровления он полгода жил со мной, а потом ушел. Сказал, что ему нужно вернуться к путешествиям, и просто ушел. С тех пор я ничего о нем не слышала.

Она замолчала. Экономка подлила нам чая и снова с деловым видом удалилась в дом.

— Мне очень жаль, — проговорил я. — Вы сказали, что преподобный Франциск не нарушал тайну исповеди. О чем?

— Перед тем, как уйти, Славик исповедался преподобному. Это произошло у нас в доме. Я долго просила преподобного сказать, куда он пошел, где он. Но он не рассказал. Прошло уже столько лет, а преподобный Франциск так и не сказал мне ничего.

Я не знал, о чем еще спросить Лидию Алексеевну, поэтому засобирался домой, но она неожиданно предложила мне остаться.

— Пока вы доедете до дома, вам нужно будет уже выезжать обратно. У меня есть гостевая спальня в доме, можете в ней разместиться. А утром отправитесь в церковь.

Не сказать чтобы предложение Лидии Алексеевны меня привлекало, но сил, если честно, уже не было. Я согласился, чем, безусловно, порадовал ее. Она засияла и отправилась в дом отдавать экономке распоряжения по поводу гостевой комнаты и завтрака. Мне было безумно жаль эту женщину, с ее разбитой жизнью, разбитым лицом, брошенную сыновьями тут, на берегу озера.

Интересно, как часто, глядя на это озеро, она думает о том, чтобы в нем утопиться?

Мастер

Гнев застилал глаза. Но даже сейчас они сохраняли свое давнее правило. Не общаться, используя свои настоящие имена. Только Мастер и Священник.

— Это полный провал, — сказал Священник. — У нас опять ничего не вышло. Мы уже перешли все границы, мы убили столько людей… И все без толку. Если раньше пропадали люди, которые уходили в секты, отгородившись от внешнего мира, то теперь нам пришлось убить столько людей, исчезновение которых не прошло незамеченным. И все равно никакого эффекта.

Мастер исподлобья посмотрел на Священника. Дошло, наконец? Ну и как Мастер сразу не понял, что Священнику нельзя доверять? Ведь это же размазня, ни на что не способный белый воротничок! И ведь столько времени он верил в него, думал, что нашел наконец преданного союзника и партнера по делу! Но нет, он снова допустил опасную ошибку.

Все выглядело логично: Священник — тот самый человек, поверенный Бога, которому можно сказать правду, и он все простит. Кто еще может так сделать, кто? Никто. Но нельзя было возлагать на него обязательства, которые ему не под силу. Проследить за исполнителями — можно, принимать исповеди и передавать их суть — тоже, а вот зачищать — нет.

— Скажи, пожалуйста, чем ты руководствовался, когда принял решение убить этого человека прямо в исповедальне? — спросил Мастер.

— Я понимаю, что это может выглядеть как иррациональный поступок, — сказал Священник. — Но на самом деле это не так. У меня было время принять решение и обо всем подумать. Я оценил риски. Понимаешь, он пришел и исповедался, и он был готов жить так, словно и нет за ним греха. Строго говоря, и не было никакого греха, он просто прятал трупы. Но он тупой. Он бы распустил язык.

— А если бы это была подстава? Если бы снаружи ждали полицейские?

— Я зашел после него, на улице никого не было. За стеной была сестра Татьяна. Ты же знаешь, она своя, она никому никогда…

— А что ты будешь делать, когда полиция проверит твое алиби и выяснится, что в Преображенской больнице тебя не было? Ты думаешь, они не смогут понять, что ты был в исповедальне и всадил нож в живот тому парню?

Священник молчал.

— Еще раз повтори, что тебе рассказала сестра Татьяна.